Александр Руджа: Дон Хуан (СИ)

Воздух отяжелел и начал пахнуть горьким металлом, в нем принялись мельтешить частички черной сажи. В лицо повеяло нагретым воздухом, словно рядом дышало что-то огромное и живое, насмешливо наблюдающее за двумя глупыми людскими фигурками. Не такая уж приятная мысль, если как следует задуматься.

Воздух разрезал вопль. Мужчина. И не так уж далеко.

— Это твои парни развлекаются? — Алика старалась выглядеть спокойной, но голос все равно предательски подрагивал. — Или…

— Без обмана, — подтвердил я. — Поеду разберусь.

— Я с тобой.

— Нет.

— Послушай…

— Не думай, что я забочусь о тебе, девочка. — Это вышло не совсем натурально, но так даже лучше. Пусть она подумает, что вот эти деревянные нотки в моем голосе — от безразличия. — Это мои дела, понимаешь? Лично мои, и тебе там делать нечего. Сообразила теперь?

— Нет, — у нее оказался точно такой же деревянный голос. До чего равнодушная птица мне попалась. — Я и не думаю. Вот только… я тоже хочу на выход. Отчаянно хочу, Лейтенант. Пожалуй, даже больше, чем ты.

— Не понял.

— Тебе для того, чтобы выбраться, нужно было разбить запруду — да и то не сложилось. Потому что ты убил каких-то чужих людей. А я… я когда-то убила собственного ребенка.

Вокруг медленно перемещался горячий темный воздух, солнца уже не видно, а небо в вышине — красное.

— Я была под кайфом, — лицо Алики неподвижно, будто маска из папье-маше. — А малышке Лиззи только исполнился годик, и она все время кричала. Помню, мне ничего так сильно не хотелось, только чтобы она наконец-то перестала кричать. Я выбегала из дома — мы жили на острове, вокруг пальмы и океан, полный штиль, но ее визгливый крик доставал меня и там. А может, это в небе кричали чайки.

— Не желаю это слушать, Алика.

— Так заткни уши, — посоветовала она. — Потому что я все равно расскажу. Все это дерьмо давно пора вытащить на свет Бо… в общем, на воздух. Она визжала, моя маленькая Лиззи, а я ходила по песку вдоль прибоя — никакой гальки и ракушек, очень удобно — и молилась. Молилась, чтобы эта мерзкая дрянь наконец-то заткнулась. И на воде была эта длинная яркая дорожка. Такой классный кайф, закаты… Мне нравилось жить на острове.

Впереди снова кто-то закричал, уже громче.

— Примерно так, — согласилась Алика. — В общем, в один из не лучших своих дней я смешала кокс с вискарем, и получившаяся смесь подсказала мне нужный выход, очень простой и своевременный.

— Будь я проклят, если продолжу слушать твои бредни.

— Да ты и так проклят, сэр ковбой — впрочем, я уже закругляюсь. Я разбила ее маленькую кудрявую головку об угол кровати, а потом унесла на берег — она была совсем легкой, почти что невесомой — и похоронила в наспех выкопанной яме, которую потом слизал прилив. Я ничего не чувствовала — горя или сожаления. Я даже не плакала. Ни тогда, ни потом, когда протрезвела, да и вообще никогда с тех пор. Видимо, просто не дано. А потом… впрочем, я уже говорила насчет своей смерти. Теперь ты понимаешь, сколько мне еще торчать здесь — шлюхе-детоубийце?

— Вечно, если тебе интересно мое мнение.

— Именно. Но если бы мне удалось, если бы мне только удалось… искупить. Да. Лейтенант!

Я ощутил что-то вроде жалости. В ней не было раскаяния, не тот тип — но провидение иногда играет и более странные шутки.

— Черт с тобой, пошли. Но ты не будешь — и я говорю серьезно — не будешь высовываться вперед, что бы ни случилось. Это понятно?

— Так точно, мой генерал! Отдала бы честь, да только где она, давно потерянная… Собираешься проверить, кто это кричит?

— Нет. — Алика удивленно вскинула брови. — Кто это кричит, я и без того знаю. А вот поговорить с теми парнями, что заставили его это делать — вот с ними я бы поговорил. У меня имеется дли этого инструмент.

Мы въехали в черту города — здесь все было не так страшно, как казалось поначалу, неведомые поджигатели знали свое дело, и горели всего несколько домов, аккуратно отделенные от остальных грудами черного пепла. Крики теперь звучали, не смолкая — явно с центральной площади. Парни, судя по всему, питали известную тягу к театральности. Что ж, не будем их разочаровывать.

Я резко вдохнул полной грудью густое, богатое канцерогенами и болью варево. Спешился, но лошадь привязывать не стал — дойди пожар или стрельба до этого места, хотя бы у нее должен быть шанс остаться в живых. Животные не виноваты в людских разборках, хотя некоторые люди по своему развитию недалеко от них ушли; да только это факт скорее отягчающий, чем оправдывающий. Подцепил на плечо патронную сумку — основной наш трофей с перестрелки на запруде. Кивнул тоже спешившейся Алике — она разжилась еще одним карабином.