Андрей Муравьев - Гроза тиранов

Серб запнулся.

– Одна тысяча семьсот девяносто девятый.

Боль, притупившаяся немного, от волнений нахлынула с новой силой. Тело затрясло. Почему-то своему избитому собеседнику русич поверил сразу. Только потрескавшиеся губы тихо констатировали:

– Жопа…

Вечером его опять повели на допрос. Но теперь ситуация вокруг не казалось такой фантасмагорической, как накануне. Кое-что он уже понимал.

Первое, он – в прошлом. Возможно, это все только происки умирающего мозга, схлопотавшего пулю киллера. Возможно, бред впавшего в кому. Но пока не доказано, что все вокруг – мираж, для Потемкина это была реальность.

Мастер мог многое, видимо, кое-что он приберег на черный день. Теперь помощник ведуна сполна оценил величие своего недавнего патрона.

Из 2006 года он перенесся в далекий 1799…

Ужас…

Второе. Тело было чужим. Только то, что с самого начала пребывания тут его сразу подвергли пыткам, не дало осознать сей простой факт. Руки были чужими, ноги, пальцы более тонкие, рост пониже… Он нащупал на губе небольшие усы, которые поначалу принял за небритость.

Поняв, что тело, в которое прихоть умирающего колдуна забросила его душу, является посторонним, русич потребовал соседа по камере описать его новую внешность.

По словам серба, телу было лет двадцать пять—двадцать восемь, среднего роста, волосы черные, глаза – голубые.

Бред! Дурное наваждение…

Все это заставило Алекса почти на полчаса уйти в себя, так что даже слова раненого серба проносились мимо сознания, не задевая… И только когда уха коснулось знакомое слово, он очнулся.

– Россия? Что ты сказал?

Зоран, перебитый на полуслове, удивленно всмотрелся в собеседника.

– Я говорю, что я рад, потому как умру не напрасно… Если русские высадят здесь свои войска…

– Подожди! Я потерял нить разговора… Ты слишком быстро говоришь… Да и после удара у меня… небольшие проблемы с памятью…

Алекс тщательно вспоминал, что ему известно об этом времени… Мало, слишком мало. Наполеон, Франция, Австрия, гибнущая Османская империя, но ничего конкретного, ничего примечательного… Разве что он был уверен, что русских войск тут в ближайшие времена не будет.

– Расскажи-ка, друг, мне основные события последних… пяти лет. А то я сдавать стал…

Митич сочувственно посмотрел на товарища по несчастью, подвинулся поближе и скривился от боли – нога.

– Извини, я тебя напрягаю, а ты ранен. Может, сделаем перерыв? – Алекс смотрел на свежие пятна крови, проступавшие через грязные холсты повязки на ноге собеседника.

Тот мельком проследил за его взглядом и криво усмехнулся.

– Бывало хуже… Да только что толку беречься, когда через день повесят?

– Меня? – не понял Потемкин.

– И меня… – еще раз усмехнулся серб. – Тургер не зря носит кличку «кровавый». Меня берегут к пазару, а тебя… могут и не со мной… Возможно, попробуют выкачать все, что знаешь, и тогда…

– Что я должен им сказать?

Серб пожал плечами.

– Тебе видней… Все побережье шумит, что турки взяли русского эмиссара. Я рад, что это – правда… Значит, наше дело не безразлично кому-то еще.

Алекс схватился за голову.

Блин! Попасть в прошлое в тело смертника!

Может, стоит рассказать туркам? Но что? Как убедить их в том, что он… Не виноват? Не русский?

Потемкин покачал головой.

Он жив, пока полезен им или они думают, что он может оказаться полезен. И только при этом условии. Значит… Надо постараться убедить их в этом… Поддержать уверенность, предложить что-то…

Голову ломило. Если бы только голову…

Серб опять что-то говорил.

Алекс напрягся. Теперь сокамерник – его единственный источник информации об окружающем мире. Кто предупрежден, тот вооружен? Пока нет, но, может быть, он сумеет уловить то, что даст ему возможность выжить… пока хотя бы выжить и не сойти с ума.

…В Османской империи дела шли плохо. Основная военная сила империи, янычары, давно перестали быть оплотом трона и больше занимались своими проблемами, чем делами государства. Конечно, когда задевались их интересы, то вечно склонные к бунту ага [13]вели войска и на подавление мятежей, и на войну, но… это разъедало страну еще больше. Казна империи давно была истощена, а усатые капыкулу, «рабы султана», все требовали новых привилегий и льгот, денег и земель… А когда считали, что наград недостаточно, брали сами, и некому было их остановить…

Алекс читал о этом. В Османской империи значительная часть знати формировалась из числа бывших христиан, попавших в плен в раннем возрасте, либо взятых по девширме. [14]Из новообращенных получались прекрасные слуги, не связанные с влиятельными семьями, не обремененные долгом перед ними, зависимые и благодарные только султану, его рабы… Это – в теории. Но, как воспитавший дикого хищника не может быть до конца уверен в животном, так и правители империи все чаще чувствовали себя в окружении выросших волков, сдерживать которых все труднее. У новых слуг не было многочисленной родни, но и долга перед памятью предков у них не было так же. Султаны Сиятельной Порты все чаще понимали, что уже не имеют рычагов давления на тех, кто их окружают. А почуявшие силу вчерашние слуги начинали пересматривать свою роль… и все чаще великие везиры назначались с согласия, а потом и по требованию тех, кто должен был оберегать империю, а не руководить ею.