Андрэ Нортон - Леопард в изгнании

Герцог отнес плеть на стол и отложил в сторону, чтобы приготовить странный напиток. Он насыпал в серебряный кубок шоколаду, добавил туда порошок из высушенных жуков и несколько капель гашиша. Затем долил до половины красного вина, настоянного на полыни, и маленьким золотым венчиком взбил смесь в пену. После этого, взяв кубок и плеть, прошел в соседнюю комнату.

В центральной комнате, от пола до потолка обтянутой черным бархатом, единственным источником света была лампада из красного стекла на северной стене, под перевернутым распятием. Поставив на алтарь кубок и положив рядом с ним плеть, герцог взял свечу, зажег ее от лампады и медленно двинулся по кругу, зажигая курильницы и свечи, обрамлявшие несколько алтарей поменьше вдоль стен комнаты.

Здесь была Черная Дева, коронованная звездами… лицо ее искажала сладострастная усмешка, а руками она поддерживала обнаженные груди. Рядом с ней стояла странная фигура — полукозел-получеловек. Между его рогов пылал факел, а из чресл поднимался чудовищный фаллос в виде двух переплетенных змей. За ним виднелось изображение Люцифержа Рофокало, Владыки Здешнего Мира, триумфально взмывающего из огня на черных крылах.

Теперь в хорошо освещенной комнате фигура на перевернутом распятии была ясно видна. Тело распятого покрывали глубокие алые рубцы, а терновый венец охватывал голову… осла с разинутой в реве пастью.

От курильниц стал завитками подниматься к потолку дымок, наполняя комнату ароматом мяты, белены, паслена и дурмана. Герцог окинул взглядом помещение и довольно усмехнулся. Если бы о существовании этой комнаты стало известно, ему грозила бы смерть, ибо существовали вещи, которых не потерпело бы даже Корсиканское Чудовище, ныне правящее Францией. Но в скором времени, даже если грешки де Сада и станут известны миру, это уже не будет иметь никакого значения, поскольку труды последних двух лет, в течение которых он тщательно исполнял обряды и приносил жертвы, завершатся сегодня ночью последним, финальным жертвоприношением.

Отвернувшись от алтаря, де Сад ощупью нашел в стене потайную дверь, спрятанную за тяжелым бархатом. Отодвинув задвижку, он ступил в маленькую келейку.

— Как вы чувствуете себя нынче вечером, сестра Мари? — с искренним интересом осведомился он.

Женщина в келье жалобно застонала и буквально вывалилась наружу, на свет. Ее блеклые волосы были грязны и спутаны, обнаженное тело покрывали гноящиеся раны. Она была девственницей — важнейшее условие для любого жертвоприношения. Незаконная дочь некоего английского лорда, который пристроил ее на воспитание в монастырь Сакре-Кер. Де Сад сумел забрать ее оттуда три месяца назад.

— Господом Богом молю вас, мсье… — заплакала пленница.

— Да-да. Вы молите, а я не принимаю ваши мольбы, ибо так следует поступать сильному по отношению к слабым, — укоризненно ответил де Сад. Не обращая внимания на смрад, исходивший от девушки, он легко поднял ее, поставил на ноги и повел к алтарю.

После многих дней заточения в полной темноте даже такой слабый свет ослеплял юную послушницу. Она подняла исхудавшую руку, слишком слабую для какого-либо сопротивления. Когда герцог подтолкнул девушку к алтарю, она вцепилась в его накидку, чтобы не упасть. Глаза ее заплыли, а губы распухли, покрывшись коркой запекшейся крови.

— Сюда, дитя мое, — ласково сказал герцог, поднося к ее губам кубок. — Выпейте. Это придаст вам сил.

Гризайль больше суток не давал пленнице воды, так что она жадно сделала несколько глотков мерзкого напитка, прежде чем ощутила его вкус. Когда она почувствовала горечь и попыталась сопротивляться, де Сад схватил ее за волосы, а другой рукой прижал кубок к ее губам, заставив выпить отраву. Ей не удалось пролить слишком много. Когда кубок опустел, он отшвырнул его прочь и положил девушку на алтарь, смахнув с него плеть.

Напиток подействовал почти сразу же. Сопротивление жертвы ослабло, она только чуть шевелила руками и ногами, так что герцогу не составило труда привязать ее к алтарю шелковыми веревками, заранее прикрепленными к бронзовым кольцам по углам.

— Да проклянет тебя Бог! — и несчастная плюнула мучителю в лицо. Глаза ее, полные слез, все же горели непокорством.

— О да, надеюсь, — рассеянно ответил де Сад. Подняв с пола горшочек, он начал поливать тело девушки красной жидкостью.

— Астарот, Асмодей, властители, призываю вас принять жертву мою. Люциферж Рофокало, владыка сокровища, услышь мою мольбу. Я приношу тебе жертву, зову тебя на пир, омерзительный Владыке Небесному. В пустыне этой приношу я тебе плоть вместо хлеба и кровь вместо вина, дабы утолил ты мой собственный голод. Адонай, Адонай, Адонай…