Роман Галкин - Боярин [СИ]

Спешившийся татарин подошел к так и оставшемуся лежать бедолаге, накинул ему на шею петлю, кинжалом отсек стягивающую руки веревку и поволок хрипящего и цепляющегося руками за петлю пленника к лошади. Привязав веревку к луке и вскочив в седло, он с визгом и гиканьем проскакал полсотни метров, волоча за собой бывшего бандита. Когда руки у того безвольно повисли, крымчак отрезал веревку от седла, оставив мертвое тело валяться на снегу.

Колонна тем временем двинулась, ускоряясь, пока снова не перешла на бег. Гнали нас почти до вечера, сделав еще всего лишь две короткие остановки, чтобы показательно казнить очередного выбившегося из сил. Я уже готов был стать следующим, приняв сию участь, как избавление от творившегося кошмара, когда колонна вновь остановилась, и на сей раз пленникам позволили повалиться на снег.

Не знаю сколько времени прошло, прежде чем я восстановил дыхание и стал воспринимать окружающую действительность. К этому времени уже опустились сумерки. Пытаясь согреться, люди жались друг к другу, сбившись в отдельные кучки.

Потирая стертые до крови запястья — я даже и не заметил, когда мне освободили руки — попытался рассмотреть ближайших соседей. В одном узнал Евлампия.

— Слышь, Иудушка, тебя-то сюда за что? — толкнул локтем ренегата.

На меня тут же зашикали соседе, боязливо косясь в сторону ближайшего костра, от которого слышалась возбужденная татарская речь. Кто-то даже пнул исподтишка.

— Тише ты, аспид говорливый! — прошипел Евлампий, вернув мне удар локтем. — Али по татарским нагайкам заскучал?

— Придушить цьёго злыдня, и уся недолга, — предложил один из бандитов, но генерал срезал инициативу грозным цыканьем и объяснением, что крымчаки наверняка обидятся за порчу их имущества.

Решив не накалять обстановку, я затих и стал прислушиваться к тихому разговору, а вскоре и сам втянулся в него, задавая разные вопросы. Оказалось, многие подручные из шайки Савина понимали татарскую речь. Они прислушивались к разговорам у костра и передавали содержимое остальным.

В общем, из обрывков информации и собственных доводов я сложил примерную картину происходящего. Получалось, что на пиру у крымского хана один из его сыновей поспорил с остальными братьями, что совершит стремительный набег на Русь зимой и приведет, полон в количестве, равному числу его воинов. Разгоряченный насмешками братьев, принц покинул пир и призвал в набег три сотни самых лучших своих нукеров, повелев явиться налегке, взяв лишь оружие, заводных лошадей и немного овса для них в седельных сумах.

Когда пиршественный хмель развеялся, и туманившая разум злость на братьев улеглась, давать обратный ход было уже поздно, ибо это значило покрыть себя славой труса.

Нападать столь малым количеством на более-менее крупные поселения было бы верхом безумия. Но после недавней войны в порубежных районах мелких сел и хуторов почти не осталось. Те же немногие, что сохранились или отстроились за последний год, имели крепостные стены, которые сходу не взять. Впрочем, в один хуторок крымчакам удалось ворваться, застав жителей врасплох. Со следующим вышла осечка, и при осаде, хоть она и была недолгой, потеряли больше воинов, чем взяли пленников. В ярости принц поклялся, что придумает страшную казнь всему полону зразу, как только продемонстрирует его братьям.

Зато утро порадовало татар неожиданно легкой добычей. Более полусотни всадников сами прискакали к ним в руки. Правда, это оказались подданные османского султана казаки-перебежчики, а их предводитель предъявил соответствующую грамоту. Но что крымскому принцу какой-то там османский султан, который вряд ли узнает, где и как сгинули верные ему урусы? Да и верные ли? Если они однажды предали свою родину, разве не предадут они так же султана? Значит принц поступит во благо сюзерена крымского хана, срубив головы этим нечестивцам. Разумеется, после того, как продемонстрирует, полон братьям.

Когда я высказал Евлампию Савину свои соображения о предназначенной ему судьбе, тот посмотрел на меня так, что стало понятно, он сам давно пришел к аналогичному выводу. Я бы с удовольствием позлорадствовал, не находись сам в такой же ситуации.

— А чего это ты, говорун, тут пригрелся? — прищурил вдруг глаз генерал. — Чего к своим не ползешь?

Ошарашенный вопросом, я так и застыл с отвисшей челюстью. Мне до сих пор и в голову не пришло, поинтересоваться судьбой пленников, захваченных бандитами в усадьбе убитого ими боярина Жуковского. После остановки колонны я как упал на снег среди тех, рядом с кем бежал в связке, так тут и остался, не подумав, что где-то среди остальных пленников должны находиться гвардеец Савелий, стрелец и брат Данилы Владимир, ради спасения которого ямщик отправился в опасное предприятие. Жив ли он сам? А Алена? Что с ней? И словно в ответ на мой мысленный вопрос от одного из костров донесся женский крик, сопровождаемый грубым мужским хохотом. Прислушиваюсь к женским причитаниям. Нет, голос низкий, явно не Алены.