Игорь Чубаха: Римская рулетка

– Ты шахидка, что ли? Чего ждешь?

– Автобус, – сказала она, невольно улыбаясь и стараясь правильно произносить фразу. – Я не шахидка. Я тавларка. Меня зовут Айшат.

Долгие годы позднего социализма семейство профессора истории Василия Петровича Хромина, любезного папаши, ютилось в кривоватой и темной «двушке» на втором этаже великолепного, но обветшалого особняка в одном из переулков Петербурга. Братья Хромины, Митя и Слава Васильевичи, росли в полумраке, разглядывая средневековые гравюры и офорты античных ваз, развешанные на стенах. На офорты иногда текло с потолка, и тогда папаша Хромин поднимал очки вверх и говорил: «Там ведь роскошная квартира, но коммуналки населены быдлом». С годами, а также с потерей кафедры в Институте водного транспорта папаша Хромин стал раздражителен, и его выводили из себя разговоры сына Мити. Сын Митя утверждал, что хочет стать бюрократом. На разумных бюрократах, утверждал он, мир стоит.

– Бездуховность – примета времени, – горестно кивал папа Хромин сыну Славе, щурившему близорукие глаза над «Историей государства Российского». Сын Слава был надеждой доцента и готовился поступать в университет. Доцент кашлял.

– Тут просто темно, – доходчиво объяснял сын Митя, выкладывая из карманов дефицитную зубную пасту, купленную на доходы от спекуляции батарейками для плеера. – Когда мы разбогатеем, то купим квартиру этажом выше…

– Ты купишь себе квартиру в колонии общего режима! – грозно восклицал доцент.

Но тут папаша был несправедлив, сын Митя учился прилежно и перво-наперво просчитывал все варианты конфликта с существующим законом для их исключения. Разумный бюрократ не должен воевать с властью. Он сам будущая власть. Сын Митя поступил с первого раза в Академию сангигиены имени Эрлиха. Сын Слава провалил экзамены по философии в Универ и четыре института подряд. Подвел принципиальный идеализм.

– Наградил бог потомством, – хрипел бронхитом доцент в палате интенсивной терапии. – Один помойки чистит, другой из себя Галилея строит!

– Дух первичен, а материя вторична! – строго отвечал сын Святослав, начавший отпускать бороду. Из военкомата он ушел со справкой в психдиспансер и, уверившись в заговоре бюрократов всех мастей, перестал общаться с братом.

Митя подсчитал деньги, заработанные ночным сторожем, и снял комнату на окраине.

– Они не то запоют, – объяснял он квартирной хозяйке, – когда я куплю квартиру этажом выше. – На пороге был новый, 1990 год.

Доцент Василий Хромин скончался вскоре после Нового года, и на поминках сын Святослав на вежливое предложение брата чокнуться водкой только качнул молодой, но достаточно густой уже русой бородой. Это дружелюбное движение оказалось доброй третью массива общения между двумя братьями примерно на десять бурных последующих лет. Еще дважды они встречались на улицах. Брат Митя расклеивал театральные афиши, когда брат Слава устало тащил с какой-то демонстрации потрепанный плакат.

– А ты все в лакеях? – тепло поприветствовал он Митю, получающего по десять центов с каждой афиши.

При следующей встрече санинспектор Дмитрий Хромин уже сидел за рулем автомобиля, подержанного, но достаточно мощного, чтобы сбить Святослава Хромина, бредущего домой в сильном подпитии. Вывернувшись из-под колес, Слава погрозил водителю кулаком и узнал родные черты.

– А ты все воруешь? – рявкнул брат Святослав. Борода его приобрела мочал очный вид, в глазах зарождался нездоровый блеск.

– Тавлары – отдаленные потомки персов, ассимилированные культурой восточного побережья…

– Персы – это арийцы? – нетерпеливо перебил Белосток. Сегодня, ради торжественности момента, он был в белом свитере, белой пиджачной паре и черных начищенных ботинках. Видимо, с его точки зрения так выглядят Великие Магистры.

Пока его подручные не привезли дико озирающуюся чучмечку, он доказывал Святославу, что справедливость есть. Наконец-то его собственное имя скажет все само за себя. Он ведь Белаш. Не Беляш, как пишут в желтой прессе его враги, в смехотворной надежде унизить. Древнее тевтонское имя Белаш, означающее «белый», или «чистый», по аналогии с легендарным крылатым конем. Слепому видно, что Пегас – это просто-напросто Пегаш, «пегий конь», иначе говоря. Этруски, Пруссы, Русские… Названия вы, историки, навыдумывали разные, а язык один, слова одни, народ один. Короче, тевтонцы у нас есть.

– Собственно, персы – это арийцы, – устало согласился Хромин. В соседней комнате невнятно мычала связанная невинная отроковица и, сверяясь по вырезке из «Нивы», расставляли свечи подростки. Белосток, вернувший себе исконное имя Белаш, недоверчиво нюхал склянку с эфиром, должно быть сомневался, удастся ли лишить сознания невинного юношу, когда он полезет овладевать связанной жертвой. Подростки едва не подрались за эту почетную Роль, но Батя усовестил всех рыком: «Кровь будет моя!». Вот тут-то Хромин и ушел на кухню. Он так и не заставил себя спросить, как собираются ценители древних обрядов реализовать простенькие слова «жертва принесена».