Михаил Ланцов: Лжедмитрий. Новая заря

– Я мало что знаю, – пожал плечами Петр.

– И все же.

– Это только слухи, – особенно подчеркнул Басманов. – Но Ежи Мнишек, как говорят, хотел предложить царю поддержать его на выборах в Речи Посполитой. Там сейчас неспокойно и Сигизмунд может потерять корону в любой момент. Однако… от Дмитрия он вышел крайне задумчивый. Расспрашивал о всяких странных вещах – вроде безвредных совершенно, но и не нужных ему. Прежде всего, про допрос Василия и Земский собор. Судя по всему, царь отказался. Но тогда что его заставило взять в жены Марину?

– Царь тебе не рассказывал?

– Да он с того дня постоянно занят, – с усмешкой отметил Басманов. – Трудится, не покладая… рук. Даже удивительно. Баба неказистая. Дохлая. Дикая. Глаза пылают. Да что уж там – ведьма ведьмой. А все ж вона как зацепило!

– Тоже ведьму нашел! Она в церковь ходит больше некоторых!

– А…

– Услышу, что при дворе болтают, будто она ведьма, приворожившая царя – лично ему донесу. Так что, мил друг – теперь ходи и рассказывай всем о том, как истово она молится и как поражает тебя своей богобоязненностью и благочестием.

– Я?! Да… но…

– Именно ты! Может не с тебя пошло, но ты царю верный слуга. Так уж постарайся. А кто дурь будет нести – смело мне докладывай. Особливо если что замышлять дурное станут. Дмитрий и так особой добротой не отличается, а если эту полячку потравят или иначе как заморят – совсем озвереет. Мне и так непросто сдерживать его ярость.

– Ярость?

– У него в душе боль великая за все беды, что обрушились на дом его. На брата, отца, деда с бабкой и далее. Пока мне удается ее в узде держать. Да и он сам старается, опасаясь всю Русь кровью залить. Он ведь из-за этого и венец брать не желал. Боялся нас всех поубивать. А ну как это прорвется? Там ТАКОЙ зверь наружу вырвется, что лучше и не думать о том. Холодный как лед, справедливый как смерть и безжалостный как механизма. Никого не позабудет, никого не простит, никого не пощадит.

– Понял, – после долгой паузы ответил Басманов, изрядно напрягшись.

– Что хмуришься? Догадался ли, отчего взгляд его часто холоден?

– Догадался.

– Эта полячка его страсть. Любит он ее. Может эти чувства хоть как-то согреют его душу. Она мне тоже не нравится. Как и отец ее. Но раз Дмитрию глянулась, то и пусть. В конце концов не мне с ней ложе делить. А разумом она не обижена – договориться можно. Разве что дурости от венца прибавится. Но тут уж ничего не поделать.

– Но почему она? Других что ли нет?

– А почему Дмитрий?

– Что?!

– Вот то-то и оно. Бориса уже поставили. Хорошо вышло? Мню – Дмитрий наш шанс на искупление. А Марина – его надежда на любовь. Умрет она – погибнет и он. А следом и держава наша. Помнишь, что он говорил на Земском соборе? То не простые были три года голода. Всевышний предупреждал, просил прекратить свои беззакония. И послал нам его в качестве последней надежды. Мне не все нравится, что он творит и к чему стремится. Но… – патриарх многозначительно покачал головой.

– Я понял тебя, отче, – степенно кивнул Петр, вспоминая слова самого Дмитрия об Иване Васильевиче и его нежном отношении к женщинам. Ну, те, что он в Смоленске говорил, объясняя поведения отца по отношению к Анне Колтовской, «забритую» в монастырь за измену. Хотя должно на плаху отправить да на дурную голову укоротить. Получалось все так странно и необычно. Ему требовалось время на то, чтобы разобраться в своих мыслях. Поэтому он решил перевести разговор в другое русло. – Ты знаешь, что царь готовится к войне?

– Войне? Какой? Ты уверен?

– В таких делах никогда нельзя быть уверенным, особенно с нашим царем. Скрытный он больно. Но одно я вижу ясно – пехотную бригаду свою крепит. Может быть числом и не сильно, но качеством…

Патриарх заинтересовался.

А Петр Басманов поведал ему о делах царевых. Не то, чтобы тайных каких, но и не выпячиваемых. По утвержденным Дмитрием штатам пехотная бригада теперь имела в своем составе два полка линейной пехоты по три батальона при трех ротах. Каждый полк вышел существенно жиже прежнего, но так удобнее было управляться. Да и задел на будущее. Их поддерживают два дивизиона 3-фунтовых полковых «Единорогов» при совокупно тридцати шести орудиях да батарея полевых 12-фунтовых «Единорогов» в шесть «стволов». Сила! Сверх того, в качестве иных средств усиления идет батальон тяжелой пехоты, дивизион кровавых гусар и эскадрон драгун.

– Кровавые гусары? – Удивился Иов.

– Да те же крылатые, только перья в красный цвет выкрашены, да одежда вся красная. Ну, чтобы от поляков и литовцев отличать. А то в бою смешаются – не отличишь.