А тот на удивление управился очень скоро. Телевизор — ее старенький Samsung — ожил, расцветил комнату яркими красками. От сердца хозяйки отхлынула волна беспокойства.
— Сколько я должна?
— Пятьдесят. Это минимальная такса. Здесь работы-то было всего ничего.
— Спасибо. Вы вернули меня к жизни, — сказала она и подумала: «Зачем эти лишние откровения?»
— Не вас, а его, — хмуро, без улыбки ответил телемастер и направился в прихожую.
Он быстро оделся — привычно, без лишних движений и суеты. Потом вынул из портмоне визитку и со словами «может, пригодится когда-нибудь» протянул хозяйке. Еще через полминуты — она слышала — за ним затворились двери лифта.
Тогда она вернулась в комнату, схватила пульт дистанционного управления и принялась гонять своего любимого «корейца» по всем каналам. И вдруг бросила пульт на диван, шмыгнула к балкону и растворила дверь. Холодный воздух декабрьского утра хлынул в квартиру.
Она вдруг поняла, почему этот человек вызывал в ней неприязнь. От него пахло бензином.
* * *
Интернет не «пАрил», как бывало в другие вечера. У нее была куча закладок — почти все на литературных сайтах. И она перескакивала с одной закладки на другую — порой вчитываясь в произведения неизвестных авторов, но чаще по первым строкам понимая, что графоманов в сети на несколько порядков больше, чем достойных писателей. Это удручало. Ей, учителю русской литературы, было как-то неловко от того, что среди сотен и тысяч имен почти не на ком было остановиться.
…Зазвонил телефон. Точнее, начал бодренько исполнять «Final countdown». Она вздрогнула от неожиданности, не сразу попала пальцем на кнопку ответа.
— Добрый вечер, Инна Васильевна.
— Добрый.
— Это из родительского комитета вас беспокоят, мама Сережи Литвинова.
— А, да, припоминаю. Зоя Федоровна, кажется?
— Да, вы не ошиблись. Я вот по какому поводу. Мы тут с родителями небольшой вечер придумали. Совместный — с ребятами девятых классов. Не все, конечно, согласились, а так, человек двенадцать. Уже столики заказали в кафе «Парус». Знаете? Так вот ребята в один голос требуют, чтобы мы вас пригласили. И мне поручили позвонить. Вы не против?
— ПризнАюсь, я несколько озадачена, — ответила Инна Васильевна.
— Я понимаю. Мы решили: пусть лучше вместе с родителями посидят, старый год проводят, так сказать, чем они сами где-то соберутся, да и начудят чего-нибудь. А так — сухое вино разрешим, не малолетки все же. Так вы как?
— Даже не знаю.
— Они вас очень любят. И мой, да и другие — все говорят, что вы для них самая лучшая.
— Спасибо, Зоя Федоровна, я подумаю.
— Тридцатого, в семь вечера. Мы вас будем ждать.
— Я постараюсь.
Она отложила телефон. Повозила стрелочку «мышки» по странице — без внимания, чисто механически.
«Любят они меня», — подумала с грустью.
Нет, что-то в жизни было не так. Что-то в мире было не так. Как-то по-другому устроено, не по-человечески, не по-доброму — не для счастья, а для сплошного преодоления…
И она открыла экспресс-панель в Опере, где одна из закладок называлась Стихи. ру. Любимого автора у нее не было — так, листала одного за другим. Иногда находила что-то для души, чаще — разочаровывалась.
Ей хотелось чего-то такого… такого — она сама не знала какого. Именно в эту минуту хотелось. Чтобы чьи-то слова задели, захватили ее целиком, заставили всколыхнуться океан души, подняли в нем волну светлой грусти, понимания, стремления жить дальше. И она подсознательно чувствовала, что именно сегодня что-то подобное случится.
Гул подземелий страха,
вой одичавших нимф.
У Харона взмокла рубаха,
у Христа покосился нимб.
Исковеркано все, измято,
перепробовано на вкус.
Но не стало больше понятно
то, о чем я писать решусь.
Насыщенье духовной пищей
не приходит, как ни тужись.
И чадит стихов пепелище,
отравляя спокойную жизнь.
Из души — как со дна колодца —
зачерпну родниковых слов
и продолжу стихами бороться
за земную свою любовь.
Дочитав стихотворение до конца, она остановилась, замерла. На странице автора фото не было. Просто Андрей Глыбов, и все. Ни возраста, ни города.
Вернулась к тем же строкам, перечитала еще раз. Да, это было оно — то самое, что она ждала! То самое… Автор подгонял слова друг к другу плотно — будто каменщик, кладущий кирпичи, он не оставлял даже малейшей щели, из которой бы сквозило графоманство.
Читать дальше