Александр Маркьянов: Бремя империи

Поскольку "Адмирал Колчак" из авианосца был переоборудован в десантный корабль, условия существования на нем матросов и младшего офицерского состава были на нем… не особо хорошими. Тем более, что сейчас на корабле располагалось значительно больше личного состава, чем было предусмотрено проектом. И если на новейшем "Цесаревиче Николае" младшие офицеры жили в каютах по два человека, то на "Александре Колчаке" на той же самой площади стояли две «двухэтажные» койки — как в нахимовском. Ну да ладно, мне не привыкать…

Из моего нового экипажа пока никого на месте не было. Поэтому я спокойно зашел в каюту, разместил в свободной тумбочке свои вещи, повесил на место автомат [В армии Империи штатное оружие в оружейную комнату не сдавали — носили всегда с собой. В каюте было место, чтобы разместить оружие — не дальше вытянутой руки. В нашем мире такие порядки только в израильской армии. ] [В армии Империи штатное оружие в оружейную комнату не сдавали — носили всегда с собой. В каюте было место, чтобы разместить оружие — не дальше вытянутой руки. В нашем мире такие порядки только в израильской армии. ] и стал ждать своих новых сослуживцев. Учитывая, что на Черноморском флоте служили в основном бывшие гардемарины Севастопольского нахимовского училища, ничего хорошего от вечерней встречи мне ждать не приходилось…

Сослуживцы мои появились через полтора часа. Услышав шум в коридоре, я подобрался — и через минуту дверь распахнулась. Высокий, чернявый здоровяк в форме, как и у меня — с лейтенантскими погонами изумленно застыл в дверях, загородив остальным проход…

— Никак, господин Воронцов, собственной персоной… — не предвещавшим ничего хорошего тоном начал он

— Он самый, господин Халеми, прошу любить и жаловать… — я одним неуловимым, отточенным годами тренировок в учебке движением, соскочил с верхней койки, издевательски поклонился…

Самое худшее, что может быть. Али Мехмет Халеми, уроженец Константинополя, учился он на том же потоке что и я — только я во второй роте, он — в четвертой. Хулиган и заводила, если от кого и можно было ждать неприятностей — так это от него. Мою историю с переводом он, безусловно, помнил. И, несмотря на то, что ему, как и мне стукнуло уже двадцать семь… честь родного училища он попытается отстоять…

Али сделал шаг вперед и в сторону, пропуская еще двоих орлов, учившихся видимо там же, но на курс или два младше — их я не помнил…

— Какими ветрами вас занесло на наш флот со столичных высей… — Али сделал еще один шаг вперед. От моего внимания это не укрылось, и я покрепче схватился за дужку кровати — в ночных разборках в учебке я активно участвовал и все приемы еще помнил. Али мгновенно просек ситуацию и понимающе улыбнулся…

— Попутным, Али, попутным… — миролюбиво сказал я — если хочешь устроить собеседование по вопросам чести, изволь. Но — когда вернемся из похода…

— Так значит, ты и есть тот самый восьмой, кто устроил цирк-шапито на палубе, как в ковбойском синематографе?

— Я и есть ваш восьмой номер. [восьмой номер — в экипаже у каждого был свой номер. Если кто-то уходил — то приходящий на смену получал последний, восьмой номер…] Имеешь что-то против?

Смуглое лицо Али искривилось в улыбке, блеснули белоснежные зубы…

— А ты знаешь — ничего. Восьмой — так восьмой…

Граф Павел Владимирович Кочубей, премьер-министр Российской Империи вот уже пять последних лет, слегка опоздал на аудиенцию к Государю — не рассчитал с дорожными пробками. Звонок застал его на Певческом мосту, в министерстве иностранных дел, и пока его автомобиль пробивался через заторы старых улиц — времени прошло много…

Не дожидаясь, пока охрана выпустит его из машины, граф Кочубей сам изо всей силы толкнул массивную дверь бронированного Хорьха, подхватил под мышку папку, бросился вверх по ступенькам…

В Александровском дворце было, как и всегда — тихо, почти безлюдно, даже торжественно — и в то же время уютно. Пахло духами "Русская кожа", специально для русского двора производимыми в Нормандии. [так теперь называлась территория Франции] Адъютант государя ждал премьера у подножья лестницы — как всегда серьезный, безмолвный и сосредоточенный. Ни говоря ни слова, он повел графа через анфиладу комнат второго этажа. Прикинув маршрут, которым они шли, Кочубей догадался, что государь примет его в свой любимой, охотничьей комнате…