Шимун Врочек - Вся сказка Маугли

У Маринки – дочка. Такая смешная. И восемь зубов, еще два режутся. А ей десять с половиной. А нам одиннадцать. Я плохая мать, думает Гуля.

И все-таки он спит. Полтора часа после обеда. Еще два – после полдника. Что-то можно сделать: развесить белье, поставить стирку, помыть полы, убрать игрушки. Что еще?

Не успеваю. Не успеваю.

1941

– Принимай командование, Всеславыч, – говорит капитан. – Это из рублевской разведшколы. Добровольцы.

Младший сержант Бисеров пытается сообразить, в каком месте он доброволец. Краем глаза разглядывает остальных – может, они?.. Хрен там. Десантников трое. И на всех трех лицах – полное офигение.

– Старший лейтенант Филипенко, – представляется тип с залысинами.

И здесь хохол, думает Бисеров. Ну что за жизнь.

2005

Айгуль – лунный цветок.

Вообще-то правильно говорить «Айг[ю]ль», где вторая гласная – нечто среднее между ё и ю, и звучит впереди зубов. Произношение – как во французском. Хотя откуда в Башкирии французы?

Какая чушь лезет в голову.

Сейчас полнолуние, поэтому Гоша плохо спит. Просыпается каждые полчаса, плачет испуганно. Даже бутылочка с водой не помогает. И горло красное. Сегодня опять были шаманские ритуалы, вспоминает Айгуль. Очередной знахарь; на этот раз – участковый.

Гулю передергивает.

От этих плясок у нее «крыша» едет, как от мухоморов. Вибуркол, свечи. Виферон, свечи. На ночь, потом утром. И давать побольше жидкости. Временно не купать и не гулять. Наверное, легкая инфекция. Сейчас как раз ходит вирус.

На часах – четыре утра.

Я плохая мать, думает Гуля привычно.

Я плохая.

1941

– Сволочь он, этот ваш Трищенко, – Сафронов сложил с себя командирские обязанности и не прочь почесать языком, пока в дороге. Виллис болтает на колее, разъезженной грузовиками. Летит грязь. – В марш-броски с вами, как понимаю, ни разу не ходил?

Бисеров признается, что нигде, кроме как на крыльце столовой, он майора не видел. Даже странно, говорит сержант. Такое ощущение, что Трищенко (чуть не ляпнул: Здрищенко) там и самозарождался, как фруктовая муха в яблоках.

Наконец прибывают. Сафронов, махнув на прощание рукой, исчезает в глубине здания. Хохол-старлей ведет десантников вверх по лестнице.

На складе приказано сменить форму. Усатый старшина приносит груду штанов и гимнастерок – все старое, застиранное, выгоревшее на солнце. Прорехи, дыры; не хватает половины пуговиц. Бисеров, подумав, надевает гимнастерку их самых ношеных, но зато аккуратно заштопанную. В тон подбирает остальное обмундирование. Затягивается ремнем. Меряет сапоги – кстати, тоже не новые. Добровольцы, ага.

Где же?.. Старшина больше не приходит. Бисеров чувствует себя странно – без нашивок и петлиц. Какое у него звание? Какие войска?

– Без знаков различия, – говорит Филипенко. – Привыкайте. Документы и награды потом сдадите мне – под роспись.

Старлей уходит. Тишина.

Десантники переглядываются, но никто не решается озвучить первым. Почему-то смотрят на Бисерова. Тогда сержант говорит:

– Мы, что – штрафники?

Все почему-то чувствуют облегчение. Хоть какая-то определенность.

Только разжалованные носят форму без нашивок. Вполне логично. Но и это предположение оказывается ошибочным, когда Бисеров обнаруживает на пилотке звездочку. И на остальных пилотках тоже.

Бля, думает сержант. А я ведь почти догадался.

2005

– Это мальчик, – обижается Гуля. Как можно спутать? – думает она. Девочки же совсем другие.

– Такой красивенький, – не сдается бабуся. Георгий нахохлился и смотрит с подозрением. Щеки как у хомяка, раскраснелись на морозе. Глаза голубые, брови нахмурены. Вылитый папа.

«Женщины после двадцати семи похожи на Маугли. Почему? Потому что они так же способны жить в браке, как Маугли – среди людей».

Пожалуй, думает Айгуль, за эти слова я злюсь на твоего папу больше всего. Слишком они похожи на правду.

Владлен вообразил себя человеком – и ушел.

Осталась маугли. С человечком на руках.

Айгуль вдруг словно что-то толкнуло в спину. Она повернулась. Моргнула. Показалось, нет? На мосту ей почудился человек в военной форме – как из старого фильма. Несмотря на холод, с непокрытой русой головой. Дыхание окутало человека кисейным облаком.

– Бомжей развелось! – говорит бабуся. – Прости господи.

????

– Какой год?! – орет Бисеров. – Какой, нахрен, сейчас год?!

Сержанта с трудом удерживают вчетвером. У Бисерова темпоральный шок, хотя он и слов-то таких не знает. Ничего, думает Филипенко, скоро оклемается. Мне нужен этот чертов две тыщи пятый год. Мне он позарез нужен.