Екатерина Некрасова - Когда воротимся мы в Портленд

Галка потянула его за рукав.

— Эд, а помнишь, ты рассказывал, что где-то здесь невесту князя подкараулили и зарезали?

— …Ну и вот, — сказал он, поймав ее взгляд. — В общем, пообещала вдова ему… Рогволд его звали, отчества не помню. Так вот она пообещала ему денег, плюс чтобы он себе взял всю добычу…

Он отодвинул столик с пустыми чашками. Теперь надо было объяснять, что второй княжеский плямянник прав наследования не имел — во-первых, он был незаконным сыном, от пленницы, во-вторых, его отец погиб, не быв князем, и его, отца, потомство (а хоть бы и трижды законное) выпадало из линии наследования…

— А с самой этой вдовой что стало? — спросила вдруг Галка. — И с этим Рогволдом?

Он пожал плечами.

— А хрен их знает. Наверно, попались, раз в летопись вошло.

…Что он был гомиком, о чем открытым текстом сказано в летописи, а это по тем временам большая редкость. (Нет худа без добра — сейчас Эд по крайней мере был спокоен за выражение своего лица. Щеки свело, и некстати ухмыльнуться он не смог бы и при желании.) Что в уголовных занятиях лиц, занимающих относительно высокое социальное положение, не было ничего особенного. Феодальная раздробленность — феодалов много, имений меньше и сами они с фигу… «Банда рыцарей нападает на купеческий караван».

Пахло сыростью. Мокрой травой. И мокрой землей. Он запрокинул голову. Вверху, на фоне солнечного неба, плыли по ветру белесые клубы.

— Это то самое поле, Галя, — сказал он.

Они стояли, и она смотрела ему в лицо. И глаза у нее были испуганные. На самом деле.

Зря мы трогаем эту тему, думал он, прижимая ее к себе и поверх ее головы вглядываясь в седую морось. Хорошо еще, я не успел сказать про склеп и про то, что кости этой женщины лежат в палатке у начальника экспедиции — в коробке из-под музыкального центра «Панасоник». Смешно, а дергают все эти старые истории. Особенно на таких вот полях. Говорят, где-то не то в Палестине, не то в Израиле есть местность, называющаяся вполне по-библейски — Армагеддон. Очень удобное было место с военной и экономической точек зрения, за него воевали и воевали, и теперь, говорят, там на квадратный метр почвы — килограмм человеческих костей.

Под ногой хрустнуло. Ветка, но ему вдруг тоже стало не по себе. Здесь когда-то брали приступом крепости, плакали и клялись, и бежали, спотыкаясь, за колоннами пленных… Такие же шизофреники жили, как мы. Когда-нибудь и наших привидений будут бояться, успокаивал он себя, дыша старательно глубоко. И засмеялся, вдруг представив, как в глазах средневекового призрака должны выглядеть они с Галкой. Особенно Галка — шортики, едва прикрывающие задницу, глаза, накрашенные пострашней, чем у иного персонажа ужастика, красный ежик волос…

И еще некоторое время они молчали, ощупью пробираясь в тумане. Туман все не кончался.

…И про монголов, что шли здесь спустя десять лет после той истории — уже разорившие полстраны, шли на Новгород; где-то здесь должны были объединиться три части монгольского войска. (Группа армий «Юг», группа армий «Север», группа армий «Центр».) Здесь, весной, в половодье, ставка самого хана Бату оказалась отрезанной на островке посреди вскрывшихся болот. И вдовий сын, дурак-мальчишка, ставший-таки князем, ибо дядя его так и не женился, сам, ночью, добрался до нее и пообещал вывести — в обмен всего-то на земли соседа, с которым судился… И вывел. И когда монголы сажали его на кол, кричал, наверно, о подлости человеческой и несправедливости мира… Вся соль-то в том, что если бы не этот парень, монголы ушли бы с Руси. Не разорив ни Торжка, ни Киева, ни… И не вернулись бы никогда. И не было бы Ига, и еще много чего не было бы…

— Эд, — позвала Галка — таким странным голосом, что он тут же вскинул голову. Она смотрела на него поверх запястья с часами. — Погляди на время.

Он неохотно — хотя терять было уже нечего — вынул левую руку из кармана и поднес к глазам.

Сначала он даже не удивился. Первая мысль была — что он надел часы вверх ногами. Отстегнув, бессмысленно долго их вертел, так и эдак прикладывая к руке, путая верх и низ латинских цифр, и с каждой секундой ему становилось все страшнее.

Вместо положенного утра часы показывали третий час дня.

— Батарейки сели, — предположил он сколь мог спокойно, ощущая на спине враз проступившую испарину.

Галка, не сводя с него круглых глаз, медленно поднесла к его лицу свою руку с часами. На ее часах вообще был вечер — семь с чем-то.