Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь — убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.
Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.
Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах — по одному на троих.
Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток.
И оглядываясь назад, я прошу — мужики! Найдите тех, кто еще остался!
— Не смогут.
— А я тебе, говорю, смогут.
— Да не смогут. Не то поколение.
— Да причем тут поколение… Думаешь тогда все прямо так рвались?
— Думаю да. Воспитание другое было.
— Ага… Воспитание… Если завтра война, если завтра в поход? Ты про это?
— Не только. Старшие братья и отцы у тех воевали.
— Друг с другом?
— Да. И друг с другом тоже. Ну и что? Романтика войны питала тех. А этих что питает? Водка?
— Тоска по не сбывающемуся настоящему их питает. Поэтому и они смогут.
— Не болтай ерунды…
— Чем, чем не болтать?
— Никакой тоски у них нет. Задыхающиеся растения.
— Не их вина, что воздух серой пахнет.
— Скорее бумагой.
— Да… Бумажное время…
— И поколение бумажное…
— Попробуем?
— Давай. Каких возьмем?
— Обычных. Хотя бы этих. Как тебе?
— Да. Обычные. Тоскливые циники.
— Делающие вид, что им все равно.
— Им и впрямь все равно.
— Выборка какая?
— Количественно? Никакая… Десять человек — это разве выборка?
— Погрешность, конечно, высокая… Даже рандомизация не поможет.
— Погрешность практически сто процентов. Отчет зарежут на Совете.
— Если разрешение получим, по результату опыта, то проведем еще серию.
— Контрольная группа?
— Близнецовым методом отследим позже.
— А план?
— Латинский. Два на два.
— Слушай, ты уже готов был что ли?
— Ага. Ну что? Создаем точку бифуркации?
— Поехали!
По краю воронок — березок столбы.
По краю воронок — грибы, да грибы.
Автобус провоет за чахлым леском,
Туман над Невою, как в сердце ком.
А кто здесь с войны сыроежкой пророс?
Так это ж пехота, никак не матрос.
Матрос от снаряда имел поцелуй
И вырос в отдельно стоящий валуй.
Ю. Визбор «По краю воронок»
— Есть!
Невысокого роста, слегка рыжеватый парень в камуфляже тыкал щупом в кочку.
— Чего у тебя, Захар, там есть? Кость? — отозвался копающийся рядом второй.
— Не… Металл. Хрень какая-то. Большая. Лех, глянь-ка. — Не убирая щупа с большой кочки, Захар приглашающе махнул.
Тот взял лопатку, воткнул в землю нож, встал с четверенек и подошел к Валерке. Двумя взмахами смахнул слой листвы вокруг и взялся за щуп. Потыкав им вокруг кочки, сказал:
— Минак у кого?
— Леонидыч! — заорал Захар. Крик по безмолвному, еще голому апрельскому лесу прокатился несколько раз. — Леонидыч!
— Да не ори ты, — поморщился Лешка. — Если он в пищалке, хрен чего услышит. Кстати, вон он! — и показал лопаткой на другую сторону оврага. — В кустах шарится.
Леонидыч, командир поискового отряда «Возвращение», крепкий, плотно сбитый мужик 52 лет, майор запаса, действительно был в наушниках. Индукционный металлоискатель и впрямь порой оглушал так, что после шести часов работы с ним свист в ушах продолжался до следующего утра. Поэтому опытные поисковики обычно с ним не работали, полагаясь на опыт, нюх и интуицию.
Однако сегодня все были загружены своей работой. Захар и Лешка шли по краю оврага по траншее, девчонки, Рита с Маринкой, подымали верхового лейтенантика, которого еще вчера нашел Толик, совсем недалеко от лагеря. Остальные мужики — Виталик, Вини и Юра пошли в дальнюю разведку к озеру, искать захоронку десантников. Ёж сидел в лагере дежурным, замученный медвежьей болезнью, случившейся с ним ни с того ни с сего.
Читать дальше