Тем не менее, Власов хорошо знал первую заповедь своей профессии - "лишних преимуществ не бывает, используй любое преимущество, которое у тебя есть" - и имел немало поводов убедиться в её справедливости. Сейчас он торопился, и поэтому сделал то, чего ему не хотелось: любезно улыбнулся в ответ, быстро заполнил лист прямо на стойке и поспешил к пятому окошку.
Как он и опасался, полячка предложила нечто сомнительное: в пятом окошке обслуживали инвалидов разряда G. Когда Фридрих подошёл к окошку, от него как раз отъезжал старик в блестящей инвалидной коляске, с железным крестом на шее. Власов повернул было назад, но девушка в окошке энергично кивнула, приглашая его сдать документы. Как и следовало ожидать, она тоже была полячкой. Интересно, подумал Фридрих, звонила ли ей та девица с паспортного контроля? Решил, что всё-таки нет. Невидимая постороннему глазу сеть отношений, которая опутывает любое крупное предприятие, будь то аэропорт, вокзал, или универсальный магазин, обычно работает тихо и бесшумно, но очень эффективно.
Таможенный контроль он тоже прошёл быстро - правда, тут сыграло роль почти полное отсутствие багажа. В его чемоданчике лежали только гигиенические принадлежности, перемена белья, разношенные домашние туфли из берлинской квартиры, пара книжек в мягких обложках, да ещё пакет с одноразовыми пластиковыми перчатками и фильтр для воды. Интереса проверяющих эти вещи не вызвали. Единственным предметом, хоть как-то заинтересовавшим местных орднунгсхютеров, был его нотицблок - да и то, скорее, из-за понятного пиетета к дорогой модной игрушке. Через десять минут он покинул здание аэропорта, а ещё через десять уже стоял в автобусе, везущем его к самолёту.
Беспородная тупорылая туша гражданского лайнера вызвала во Власове новый приступ раздражения. Он вообще недолюбливал лайнеры и линейных пилотов, полагая, что бодрым голосом приветствовать пассажиров и скучать весь полет возле автопилота можно и за куда меньшие деньги - но особенно ненавидел американские "Боинги". Он не мог понять, по какой причине величайшей авиационной державе мира приходится закупать подобное барахло, к тому же у стратегического противника. Газетные отмазки относительно дороговизны отечественных машин и прочие "рыночные соображения" его не устраивала: по роду занятий он слишком хорошо знал, что всякие рыночные соображения кончаются у порога крупных корпораций, связанных с правительственными заказами. Экспансия "Боингов" ему категорически не нравилась. Дойчи слишком быстро забыли времена, когда старшие братья этих "Боингов", "летающие крепости" и "либерэйторы", стирали ковровыми бомбардировками города Фатерлянда. И если бы не своевременная победа на восточном фронте и не бурное развитие реактивной авиации Райха, которой скунсам тогда нечего было противопоставить... Пару раз он говорил об этом с Мюллером, и неизменно слышал в ответ про какие-то "большие интересы". Когда же Фридрих позволил себе заметить, что само это словечко - "интересы" - более соответствует семитскому, нежели германскому, стилю мышления, Мюллер устроил ему разнос. Из чего Власов заключил, что шеф всё прекрасно видит и понимает, но сделать ничего не может.
На борт он поднялся со скверными предчувствиями, которые его не обманули. Несмотря на то, что народу в салоне было не так уж много, а его собственное сдвоенное место было выкуплено заранее (любопытный сосед, заглядывающий через плечо, был ему совершенно не нужен), ему не повезло с попутчиками: сразу за его сиденьем расположилась молодая фрау с ребёнком, малолетним дитём неопределённого пола, одетым в синие американские штанишки и расстегнутую оранжевую курточку, из-под которой выглядывала зеленая маечка с какой-то надписью на английском языке. Увы, ребёнок даже и не пытался вести себя прилично. Сначала он громко потребовал молочного шоколада, получил его, и немедленно перемазал им свою физиономию, платье матери и всё вокруг. Через минуту он заканючил, что ему вот прямо сейчас надо пи-пи. Мамаша засюсюкала что-то неубедительное по поводу того, что "ты сделаешь пи-пи, когда самолётик взлетит". Дитё тут же устроило истерику со слезами. Потом, как следует обрыдавшись и обсопливевшись, оно нашло себе новое занятие: колотить своими крепкими ботиночками в кресло перед собой - которое Власов как раз занимал.
Он терпел минуты три, рассчитывая, что гадёныш или уймётся сам, или мать, наконец, употребит родительскую власть. Осознав, что ни того, ни другого никто делать не собирается, Фридрих вздохнул и нажал кнопку вызова бортпроводницы.
Читать дальше