Юрий Нестеренко: Юбер аллес (бета-версия)

Германский человек по природе своей есть Господин, и никогда не раб. Именно из этого ощущения господства проистекают все наши национальные добродетели, составляющие предмет зависти других народов. Недаром иностранцы, посещающие Германию, замечают в самом незначительном чиновнике, в самой простой домохозяйке, в индустриальном рабочем, в обычном крестьянине, даже в дворнике или стороже необычайное достоинство, ответственность за своё дело, суровую требовательность к себе, мужество в преодолении трудностей, стремление к совершенству. Это обычно объясняют традицией, воспитанием, привычкой. Но как могла бы удержаться традиция, что могло бы сделать воспитание, откуда было бы взяться привычке, если бы они не опирались на главное - на тот дух господства, который живёт в груди каждого дойча? Он - Господин по своей природе: даже на самом скромном месте, им занимаемом, он господствует, а не рабствует. И каждый истинный сын Германии, в чьих жилах течёт чистая дойчская кровь, повинуясь безошибочному инстинкту, чтит это величие во всяком другом дойче, исполняющем свои святые обязанности Господина! Человек, не способный и не желающий доверять, чтить и любить каждого чиновника, полицейского, школьного учителя - такой человек не способен любить Фатерлянд, доверять Партии, чтить идеалы национал-социализма.

В среде иных народов столь высокие свойства души отличают лишь верхушку правящего класса, которая вынуждена их культивировать ради удержания власти. Но и это им обычно не удаётся: постепенное, но неуклонное моральное разложение - удел всех негерманских аристократий. Для дойчей же подобное моральное разложение возможно лишь как следствие заражения чужеродным для них духом.

Нечего и говорить, что столь высокий строй народной души нуждается в постоянном, заботливом взращивании и охранении. Для достижения этой великой цели Партия избрала единственно подходящий метод: всячески поощрять и развивать высшее, разумное начало в человеке. Поэтому, например, граждане Райха избавлены от унизительной бедности, но и ограждены от соблазнов чрезмерного богатства. Ведь и то и другое нездорово: бедность притупляет и обедняет ум, а чрезмерное богатство побуждает к извращённым желаниям. Точно так же, граждане Райха свободны в своей частной жизни, в праве объединяться друг с другом для достижения своих частных интересов, в выражении своих мнений. Я утверждаю - нигде, ни в одной стране невозможно найти столь богатое, столь развитое гражданское общество, как у нас, в национал-социалистической Германии! Но в то же время государство оставляет за собой ту свободу, которую признаёт и за своими гражданами: свободу от мнений толпы. Наши государственные мужи избавлены от тягостной необходимости заискивать перед развращёнными и невежественными избирателями, и тем более специально оглуплять и развращать их, как мы это видим в так называемых демократиях. Они действуют так, как им велят их знания и интуиция, и несут полноту ответственности за свои действия. В этом больше честности, больше подлинного уважения к народу, чем в мнимых знаках уважения, оказываемых народу "демократиями". Наше правительство не лжёт народу, утверждая, что поставлено выполнять его капризы. Напротив, оно видит свою легитимность и право на власть именно в том, что знает больше и видит дальше, чем средний обыватель, и способно блюсти интересы целого. То беспрецедентное доверие, которое народ оказывает своим вождям, свидетельствует, что это правильный и честный путь. Лишь пустой, жалкий, низменный человек с рабской душонкой будет алкать участия в том, в чём он не разбирается и что его никоим образом не касается. Такой человек не видит дальше своего носа, и как раз поэтому суёт свой нос везде... (смех в зале). Напротив, человек, не понаслышке знакомый с серьёзной, трудной работой - а таким должен быть каждый дойч! - прекрасно знает, что такое настоящая компетентность и сколь опасно вмешательство профанов и дилетантов с их плоскими понятиями в дела людей основательных.

Возможно, вам, молодёжи, рождённой в свободной Германии, воспитанной и вскормленной Партией, кажется, что иначе и быть-то не может, что никакой иной способ построения прочного общественного благосостояния немыслим. Но, в таком случае, как же тогда возможен тот воистину удивительный строй, который утвердился на современном Западе, и который с гордостью носит чужие перья, ложно величаясь "демократическим"? Я отвечу и на этот вопрос.