Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)

- Что-то не так? - предпочел уточнить Фридрих.

- Все так... за исключением того, что я тут чуть не сорвал горло, крича по телефону и на наших, и на русских, чтобы одни задержали рейс, а другие оторвали от кресел свои задницы и как следует прочесали район аэродрома. С рейсом, как видите, ничего не вышло - этот упрямый кретин заявил, что прилетит минута в минуту, как подобает истинному дойчу... но русские действительно бросили роту спецназа и за полчаса перерыли там все кусты, и даже перекрыли Киевское шоссе. Все впустую, никаких следов диверсантов. По правде говоря, вы выставили нас в несколько идиотском свете, мой мальчик. У вас ведь не было ровно никаких фактов - только ваша интуиция?

- Шеф, вы сами всегда говорили, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

- Верно, но беда в том, что мы и недобдели тоже. Если насчет Хайнца все правда... а это, похоже, правда - один из арестованных уже дал против него показания... и хуже всего то, что я узнал об этом окольными путями...

- То есть нам не доверяют, - констатировал Власов. - И это после того, как мы сами раскрыли заговор?

- Такова человеческая природа, мой мальчик, - констатировал Мюллер; Фридриху представилось, как он пожимает плечами в своем кабинете. - Вас никогда не будут помнить как человека, который сто раз оказался прав. Вас запомнят как человека, который один раз ошибся.

И ложная тревога лишь усилила это недоверие, сделал очевидный вывод Власов.

- Я понял, шеф, - сказал он вслух. - Какие будут указания?

- Где вы сейчас? - откликнулась трубка уже обычным мюллеровским тоном.

- Стою в пробке на проспекте Освободителей. Здесь какая-то авария.

- Вот и ладно, вот и стойте. Полагаю, эта пробка надолго. И пусть они там сами разбираются, как знают...

Фридрих спрятал трубку в карман и вновь повернулся в ту сторону, куда убежал Рональдс. Пойти взглянуть поближе на аварию? Или не уподобляться американцу с его праздным любопытством, а сразу вернуться в машину и, наконец, поспать? Пробка, судя по всему, действительно надолго, уже один этот рефрижератор не сдвинешь без специальной техники... а самолет Ламберта, как сказал Мюллер, благополучно приземлился... сразу видно, что шеф никогда не служил в авиации. Летчик сказал бы в таком контексте не "самолет", а "борт" или "рейс", и слово "приземление" тоже не из летного лексикона... "посадка" - да, посадка на бетон, на асфальт, на грунт, на воду...

И тут, наконец, то, что Фридрих не мог вытянуть из подсознания, рывком выскочило на поверхность и сразу словно замкнуло контакты в его мозгу.

Он вспомнил, какая фраза проплыла в его сознании перед засыпанием в машине. "Последняя неделька выдалась еще та". И он понял, почему вслед за этой мыслью ему явился во сне Эберлинг. Потому что эту фразу Власов уже слышал. От Эберлинга. В ночь их первой встречи в Москве. Только та фраза звучала чуть по-другому. "Крайняя неделька выдалась еще та." Крайняя!

Суеверные летчики принципиально не говорят "последний". Только "крайний". Крайний полет, крайняя посадка... доходит до полного абсурда - даже когда речь идет о разборе свершившейся катастрофы, о полете, ставшем последним в том самом смысле, его все равно называют крайним. Ну и на другие темы, не связанные с авиацией, это тоже распространяется. Похожее суеверие есть и в наземных войсках, но там вместо "последний" говорят "завершающий". Тоже, если вдуматься, глупость в квадрате - ведь слово "завершающий" может иметь тот же зловещий смысл, что и "последний". Хотя, разумеется, смешно ожидать логики от суеверий.

Фридрих не терпел суеверий, и еще он не терпел безграмотности. Потому их сочетание в особенности резало ему ухо. Сам он всегда принципиально говорил "последний", чем порою навлекал на себя недовольство коллег и даже командиров. Но все же за годы летной работы он привык слышать "крайний" в речи других и уже почти не обращал на это внимания. Не обратил внимания и в тот вечер, тем более что тогда, как и теперь, чувствовал себя изрядно уставшим...

Фокус в том, что об этой слабости летчиков очень трудно узнать, не будучи одним из них. Ни в фильмах, ни в книгах, ни даже в публичных выступлениях ветеранов на патриотических мероприятиях это "крайний" вместо "последний" не встречается. Официальная пропаганда и легальную-то религию не жалует, что уж говорить о мелких суевериях, недостойных истинных арийцев, птенцов Ралля, имперских орлов, защитников небес Фатерлянда... И стало быть, Хайнц, усвоивший это выражение - усвоивший настолько хорошо, что оно вырвалось у него непроизвольно - в недавнее время, как минимум, плотно общался с летчиками, общался с ними в их среде. А скорее всего - приобщился к летному братству и сам. Ведь это было его мечтой с юности! Неудивительно, что он с восторгом неофита принялся перенимать обычаи, пусть даже и нелепые - сам Эберлинг суеверен не был... Начал ли он посещать частный аэроклуб еще в Дойчлянде - или, что более вероятно, уже в России, где правила для пилотов-любителей менее строги и для того, чтобы начать осваивать реактивный (а Хайнца всегда привлекали именно мощь и стремительность реактивных машин), не требуется сначала налетать сто часов на винтомоторном с неубирающимся шасси, потом еще сто с убирающимся и т.д. и т.п.? Имел ли он с самого начала далеко идущие планы, помимо желания воплотить давнюю мечту? Теперь уже не столь важно. Важно, что у него есть средство нанести удар, откуда не ждут, откуда не прикроют Ламберта никакие телохранители - с воздуха. Вот откуда "успеть на аэродром" во сне. Вовсе не о Внуково там шла речь...