Юрий ПОЛЯКОВ - ДЕМГОРОДОК

– Ну, зачем же вы так… – выронив морковку, пробормотал лысый. Тем временем гармошчатая кишка зачмокала, как если бы великан попытался через соломинку добрать из гигантского стакана остатки коктейля с вишенками. Курылев выключил насос, глянул на часы, показывавшие 15.37, но в путевке-наряде почему-то записал 16.07. Потом, даже не попрощавшись с поникшим 186-м, он вырулил на Бродвей и медленно двинулся вдоль сетчатых заборов с металлическими калитками. При этом Мишка внимательно осматривал улицу, совершенно безлюдную, если не считать попавшегося навстречу изолянта, похожего на выросшего до необъяснимых размеров крота. Он с трудом волок две туго набитые полиэтиленовые сумки с надписью «Osinka», да еще под мышками нес длинную коробку спагетти и пивную упаковку о шести банках. Поравнявшись с домиком № 55, Мишка сердито остановил машину, вылез из кабины, поднял капот и озабоченно уставился в прокопченные кишки «дерьмовоза». Разглядывал он их до тех пор, пока перегруженный человек-крот не скрылся на своем участке.

– Вот зараза! – воскликнул Курылев и повернул кепку козырьком к затылку. Копавшаяся в грядках темноволосая девушка, одетая во все тот же олимпийский комплект, бросила тяпку, встала с колен и подошла к ограде. У нее была странная, запечатленная улыбка, какую иногда можно видеть на лице человека, старающегося по возможности весело рассказать о своем горе.

– Извините, № 55-Б, – произнес Мишка зло и отчетливо. – Можно я наберу воды? Мотор перегрелся…

– Пожалуйста, – пожав худенькими плечами, ответила она. Курылев достал из кабины грязное помятое ведро и, толкнув калитку, ступил на дорожку, ведущую прямо к крыльцу. Но сначала он снова внимательно огляделся – кругом не было ни души. "Мемуары строчат!" – подумал Мишка, имея в виду ЭКС-президента и экс-президента, живущих в соседних домиках. Эту часть Демгородка изолянты между собой именовали Кунцевым – и действительно, самые крупные злодеятели периода Демократической Смуты проживали именно здесь. Курылев посмотрел на возводимую возле президентских домов будку, похожую на те, что обычно стоят возле посольств: там тоже никого не было – строители уже ушли. Будку назначили сюда совсем недавно, после того, как неделю назад в окно ЭКС-президента влетел булыжник, по-гастрономному завернутый в письмо следующего содержания: ГОТОВЬСЯ, ГАД, К СМЕРТИ! МОЛОДЫЕ ЛЬВЫ ДЕМОКРАТИИ.

– На кухню проходите! – громко подсказала девушка и сама пошла вперед. На маленькой веранде стоял застеленный старой клеенкой стол, а на нем трехлитровая стеклянная банка с темно-алыми пионами. Опущенные в воду стебли были густо обметаны крошечными пузырьками воздуха. Упавшие на клеенку лепестки напоминали густые, чуть подсохшие капли крови. Курылев прошел в кухоньку, поставил ведро в раковину и включил воду.

– Ржавая, – предупредила девушка.

– Мне без разницы. Она покачала головой и подошла к плите, где на маленьком огоньке кипела, чуть подрагивая крышкой, кастрюлька, зачем-то приподняла пальцами крышку и тут же со звоном ее уронила.

– Обожглась? – спросил он.

– Чуть-чуть. Но так даже лучше…

– Почему?

– Не знаю. Боль успокаивает.

– Выдумщица ты, Ленка! Где отец-то?

– На пруду, – ответила она, подходя к нему, – рыбу ловит…

– А он не вернется?

– Нет…

– Послушай, а он знает про меня?

– Конечно.

– Ну, и что он говорит?

– Не переживай! Совсем не то, что Озия – Юдифи… – засмеялась Лена и обняла Курылева. Ведро в раковине наполнилось, и вода полилась через край.

– Пахну я, наверное, черт-те чем, – вздохнул Мишка.

– Дурачок ты! – снова засмеялась она и сильно потерлась щекой о его спецовку. Мишка поцеловал ее в смеющиеся губы, поцеловал так, как целуют только близких, уже изведанных женщин. При этом он ухитрился глянуть в окно – между занавесками виднелись калитка и часть посыпанной красноватым песком дорожки.

– Тебе сегодня можно? – шепотом спросил он.

– Конечно! – тоже шепотом ответила она и поцеловала его в шею. – Конечно, можно! Не думай об этом… Боже мой, Ми-ишка!..

– Тише! – Не отводя глаз от окна, Мишка закрыл ей рот ладонью. – Только тише!..Потом, уже сев в машину и положив еще не успокоившиеся руки на «баранку», Курылев заметил возле большого пальца два красных, вдавленных в кожу полукружия, похожих на две скобочки, – следы от ее зубов. И он почему-то вспомнил, как по правилам школьной математики сначала нужно выполнить действия с числами, заключенными в скобки, а потом уже все остальное…