Энн Бенсон: Дневник черной смерти

— Воск!

Молодой человек начал торопливо рыться на письменном столе, нашел наконец красный воск и протянул его королю. Тот втрое сложил послание, расплавил воск на огне свечи, капнул им на пергамент и приложил свою печать. Дождавшись, пока воск застынет, он взял послание и с нарочитой торжественностью поцеловал его.

— На удачу! Будем на этот раз, в виде исключения, надеяться на лучшее. Что скажете, господин Чосер?

— В самом деле, сир. Человеку свойственно надеяться.

Джеффри поклонился, вышел и, оказавшись за дверью, бросился бежать.

Когда молодую женщину, о которой говорилось в письме короля, семь лет назад солдаты везли из Франции, ее с такой силой выворачивало наизнанку во время морского путешествия, что, казалось, она оставила за бортом все свои внутренности. Чосер — его, в ту пору семнадцатилетнего, совсем недавно вытребовали из Франции — с жалостью наблюдал за ней, когда судно швыряло в водах холодного моря. Ее держали в ножных кандалах, как обычную преступницу, и ему было больно видеть стекающую по ее щиколоткам кровь. Никто не предложил ей ни помощи, ни утешения, хотя она в них сильно нуждалась. Он бы сделал это сам — если бы не понимал, что такое тяжкое путешествие было задумано как часть ее наказания.

«Наказания за что?» — спрашивал он себя в те времена.

Она была храбрая, умная, очень красивая и шла по жизни с такой благородной грацией, которую трудно ожидать от женщины в ее обстоятельствах. Всего семнадцати лет от роду, Кэтрин Каль уже успела овдоветь и только-только начала выздоравливать после трудных родов… Могут ли боги проявить большее жестокосердие?

«Могут», — думал Чосер.

Она не видела своего сына со дня его появления на свет. Кроме того, перед глазами Чосера все еще стояли строки, которые он только что писал под диктовку короля.

«Барон де Куси просит, чтобы союз между нашими семьями был скреплен другим, между его кузеном бароном де Бенуа и „англичанкой, занимающей высокое положение“, под кем, я полагаю, он имеет в виду женщину, близкую к нашей семье. А какая родственница может быть ближе собственной дочери? Вам известно, Ваше Святейшество, с какими трудностями мы столкнулись при организации достойного брака для нашей энергичной Изабеллы; я избавлю вас от подробного изложения всех связанных с этим делом щекотливых моментов, поскольку, уверен, они уже дошли до ваших ушей. Не хотелось бы, чтобы брак Изабеллы и де Куси пострадал из-за неудачи в отношении его кузена, к которому он, похоже, питает удивительно нежные чувства».

Бенуа, кузен де Куси, лицемерный, грубый трус, буквально впадающий в ярость, если что-то шло не по его желанию. То, что король собирался выдать за него изумительную Кэт, казалось чем-то просто… нечестивым.

«Однако у него больше нет взрослых дочерей, — осознал Чосер. — Он, наверно, каким-то образом наколдовал себе вторую специально, чтобы с ее помощью скрепить брак Изабеллы».

Королева больше рожать не могла; дети короля и его любовницы Алисы Перрер еще малыши. Джоанна умерла, унесенная первой волной чумы, в 1348 году, после сражения при Креси.

Надеяться на лучшее, ну и ну! Испорченной, высокомерной Изабелле исполнилось тридцать три, и, несмотря на пять попыток пристроить ее, она все еще была не замужем; это противоестественно.

«Но не так противоестественно, — подумал Чосер, — как то, что угрожает ее сводной сестре».

Все белье с постели мужа Эмили Купер скатала в ком и сожгла в камине — как советовал лекарь. Однако одно одеяло оставила; оно ей самой понадобится. Гробовщики пришли за трупом Купера меньше часа назад, с замотанными лицами, в темных капюшонах.

— Не воображайте, будто это вам поможет, — говорила она, когда они выносили тело ее покойного мужа, и даже вышла следом за ними на улицу, продолжая «каркать». — Я видела немало гробовщиков, которые умерли, уж как они только ни заматывались, чтобы защититься от чумы!

Люди в капюшонах не отвечали, поскольку не понимали по-английски. В конце, когда повозку накрыли куском ткани, чтобы не пугать живых видом мертвеца, один из них прошаркал к ней и спросил на ненавистном французском, который она едва понимала:

— Тот, что умер, ваш супруг?

— А?

— Вы вдова?

— Да.

— Тогда идите во дворец, — продолжал человек, по-прежнему по-французски. — За мужа вам полагается пенсия.

Он слегка поклонился, повернулся и забрался на сиденье кучера.

«Пенсия». Это она поняла. И «дворец». Сосчитав монеты, оставшиеся в кошельке мужа, и обнаружив, что их совсем мало, вдова решила последовать данному ей совету. Набросила на плечи шаль, покинула гетто и, в поисках милосердия, направилась в сторону величественного обиталища Папы.