Эдгар Крейс - Контрразведчик Ивана Грозного

Вместе с коренными псковичами за ворота вышел и Николай. Он сопровождал тощего молодого поляка. Тот неуверенно шел и щурился от яркого солнца да белого снега. За ночь тот сумел покрыть и приукрасить поле, на котором еще совсем недавно велись бои, и его девственная белизна скрыла от глаз людских исковерканную врагом псковскую землю. Даже как-то непривычно празднично все вокруг стало выглядеть.

За пять месяцев пребывания в темнице молодой поляк отвык от солнца и свежего воздуха. Его немного качало. Легкие непривычно переполнял немного сладковатый воздух. Адам боязливо оглянулся на медведеобразного московита. Он не знал, зачем его вывели за городские ворота, и в голову ему сейчас лезли самые дурные мысли. Он ждал, что этот страшный человек вот-вот должен выхватить свой огромный нож и просто зарезать его на глазах у ликующих псковичей как жертвенное приношение богам войны этой страшной и непонятной Руси.

– Ты свободен! – неожиданно спокойно произнес его провожатый. – Я выполняю свое обещание, которое дал твоему отцу. Он прежде выполнил свое обещание, и теперь наступил и мой черед. Ты можешь идти, куда захочешь!

– А где мой отец? – тихо, дрожащим голосом спросил поляк.

Он так переволновался, что теперь не мог совладать со своим телом. Его била дрожь. Он должен был радоваться внезапно обретенной свободе, но ему до сих пор было еще страшно, хотя его вроде как уже и не собирались убивать.

– Не знаю, – пожал плечами Николай, глядя на бледно-голубое небо и яркое солнце, которое за многие месяцы впервые вылезло из-за туч и теперь вместе с защитниками Пскова праздновало их победу. – Спросишь про своего отца у своего Стефана Батория. Но, когда увидишь его, передай ему от меня и псковичей одну просьбу: пусть больше к нам не приходит! Запомни сам и передай другим: никому и никогда не удастся победить народ Великой Руси! Я это точно знаю, поверь мне! Все, кто придут на нашу землю, будут нещадно биты, а те, кому повезет случайно выжить, будут с позором изгнаны восвояси! Так и передай своей Европе мои слова!

Молодой поляк еще не верил, что его отпускают. Он сделал первый осторожный шаг, затем второй и, наконец, – судорожно побежал. Он бежал прочь от этого страшного человека, от этого страшного города, от страшных руссов туда, где была его земля. Адам про себя проклинал тот день, когда согласился вместе со своим отцом ехать в эту страшную страну под названием Русь.

– Постой! – крикнул ему вслед Николай. – Ты хоть еды и огниво в дорогу возьми! От голода и холода ведь помрешь!

Николай протянул поляку узелок с едой, хотя псковичи после многомесячной блокады сами жутко недоедали. Но поляк не остановился и, неуверенно пошатываясь, все бежал и бежал дальше. Он дал сам себе зарок больше никогда, ни при каких обстоятельствах не возвращаться на Русь. Хорошо было бы, если все захватчики один раз и на все века дали бы себе такой же зарок.

Когда Николай вернулся обратно в крепость, там уже шел пир горой. Откуда только псковичи смогли достать вино и еду, но на удивление, хоть немного, они приберегли для праздника. Они верили, что этот день наступит и нужно будет благодарить Бога и самих себя за Великую Победу. Это был настоящий праздник, замешанный на горе по убиенным. Праздник и одновременно Великая Тризна. Николай шел, а к нему подходили все новые и новые люди. Они бросались его обнимать. Целовали от радости. Николай для них стал одним из символов их победы над врагом.

Но все когда-то кончается, и вот путь Николая лежал обратно в Москву. Там его ждали – живым и с победой. Сам князь Шуйский в компании со всеми воеводами вышел провожать Николая. Тот сидел на коне во главе своего спецназа. Его ряды тоже поредели. Из двадцати восьми бойцов осталось лишь восемнадцать. Десять бойцов спецназа погибли, чтобы Псков не достался врагу. Дьяк Михаил бодро сидел верхом на коне рядом со своим князем и наблюдал, как Иван Петрович по-отечески обнимает его командира. Наконец Николай выпрямился, оглядел своих орлов и тихо произнес:

– А теперь домой, бойцы!

И обожженное огнем горячих схваток маленькое, но сильное и непобедимое войско Николая двинулось в путь. Остались позади стены Пскова, проехали Великий Новгород и наконец остановились в уже подаренном Николаю царем селе, что под Тверью. Вот отсюда, оказалось, не так-то и просто было уехать. Сельчане так обрадовались возвращению князя и его дружины, что долго не хотели его отпускать. И здесь праздник перемешался с тризной по погибшим воинам княжеского спецназа. Оставив боевую дружину на заслуженный отдых в своем селе, а командование на дьяке Михаиле, он отправился в Москву. Хоть и не положено князю разъезжать без сопровождения дружины, но как-то все-таки не привык Николай Иванович к церемониям. Навестил в Твери воеводу Дмитрия Сергеевича. Посидели за столом, вспомнили былое, и дальше, на Москву. И вот на второй день, ранним утром, он уже был перед ставшим для него родным домом Алексея Никифоровича. Такого же, как и он, путешественника во времени. Николай соскочил с коня и постучал рукояткой шпаги по глухо запертым воротам. Долго никто не отвечал, а затем послышались неспешные шаги.