Валерио Эванджелисти: Падение в бездну

— Неизменяемой судьбы не существует! — крикнул молодой священник. — Не бывает судьбы, предопределенной заранее!

— Это так, — ответил Ульрих. — Но существует судьба, изменить которую ни у кого не хватает сил. Это требует громадного совместного усилия, а человеческий эгоизм такого не приемлет.

Нострадамус с испугом почувствовал, что снова подпадает под обаяние старого мага. Казалось, весь космос склонился перед ним.

Дети-уродцы благоговейно распластались на песке, образовав гигантский ковер из живых тел, сквозь который то здесь, то там пробивались растения или выглядывала зеленоватая чешуя рептилий. Пятиконечная звезда недолго мерцала на темном небе и вскоре растворилась в легком, теплом свечении, вернувшем пустоте видимость небесного свода. Только пронизывающий холод напоминал двум мужчинам и женщине, что они находятся в царстве бреда.

Нострадамус вдохнул отдающий металлом воздух и с ненавистью посмотрел на Ульриха, стараясь заглушить в себе безграничную любовь к старику.

— В гробнице триумвира ты сказал, что Владыку Ужаса остановит союз, заключенный врагами. Эти трое когда-то имели имена. Диего Доминго Молинас, испанский инквизитор. Катерина Чибо-Варано, женщина, одержимая страхом физической старости и жаждой мести. Отец Михаэлис, иезуит, для которого я олицетворял презренную идею предопределенности судьбы. Никто не ненавидел меня так сильно, как они. Теперь же, как видишь, все трое рядом со мной.

Ульрих прикрыл глаза, словно силясь вызвать давние воспоминания. Космос повторил движение его зрачков и качнулся. Поднялся ветер, засыпал песком спины детей, и они стали неразличимы на фоне пустыни, покрытой горбиками перетекающих с место на место дюн.

— Я помню час своей смерти, — сказал Ульрих. — С тобой были два спутника, но в колодец спустился только ты. Ты нашел меня на плите, посвященной тройственному богу, и начал задавать глупые вопросы.

— Глупые в твоем понимании, — возразил Нострадамус. — Я спросил о жене, которую разыскивал.

— А я тебе ответил, что ничего о ней не знаю и вообще женщинами не интересуюсь. Я уже подходил к порогу физической смерти. А жену ты нашел в другом месте.

Нострадамус поднял плечи, чтобы не выдать дрожи, охватившей его при воспоминании о жене.

— Бесполезно ворошить такое далекое прошлое. Как видишь, я принял твой вызов и победил. Законы любви в очередной раз оказались сильнее законов ненависти. Только любовь может стать сильнее времени.

Губы Ульриха сложились в деланно любезную усмешку. Он покачал головой:

— До чего же ты наивен, Мишель. Твои бывшие враги перестали тебя ненавидеть, но и любить не начали. Не их души объединятся, чтобы испугать меня и остановить Владыку Ужаса.

Человек в черном плаще поднял палец.

— Не передергивай, колдун, — сказал он злобно. — Владыка Ужаса — это ты сам, вместе со своим хозяином Сатаной.

При упоминании о Сатане ветер превратился в ледяной трепет, словно небо задрожало от страха. Дети-уродцы глубже зарылись в песок, совсем пропав из виду. И тут же на небе возникло лицо слабоумного новорожденного — лицо Парпалуса. Оно было маленьким и далеким и походило на сморщенную звезду.

Ульрих не обратил внимания на эту сцену. Только проворчал:

— Диего Доминго Молинас, вы и в загробном мире остались таким же неуклюжим. На земле Владыка Ужаса уже правит, или будет править в будущем, или правил в далеком прошлом. Ну же, его не так уж и трудно назвать. Мишель, помоги своему другу. Что может повернуть ход истории вспять? Что может лишить людей уверенности в том, что они люди, и заставить их впасть в первоначальный хаос безумия?

— Не знаю, — ответил Нострадамус.

— Все ты знаешь. Ты говорил об этом во всех своих книгах. Не может быть, чтобы ты не понял того, что тебе внушал Парпалус. Он тысячи раз диктовал тебе это имя, и тысячи раз ты его записал.

Далекое лицо Парпалуса сморщилось в злобной усмешке, и все восемь небес и 365 эонов Абразакса пошли складками. Нострадамус напряженно силился разгадать загадку, но признал свое поражение.

— Не понимаю, — прошептал он.

Ульрих издал короткий смешок.