Сергей Эс: Виток жизни

Не знаю, не могу сказать, что скучал по ним. Как-то не прикипели мы друг к другу. Ну разошлись наши пути — ну и ладно. Главным для меня было мое собственное будущее. Попасть назад в свои двухтысячные я уже не надеялся и как жить дальше в этом времени тоже не понимал. Поэтому просто ждал, куда вывезет кривая.

Хотя, пожалуй, признаюсь, наше коллективное предательство отравило наши отношения. В последние дни я вообще старался избегать общения со своей четверкой.

Когда меня забрасывали в тыл Красной армии, я не строил никаких планов. Не собирался ни переходить к нашим, ни выполнять немецкое задание.

Арестовали меня сразу же. Группу положили на месте. А мне повезло. Может, потому и повезло, что не стал суетиться, убегать, отстреливаться, а просто упал, врос в землю и лежал, ожидая, пока меня найдут.

На допросе ничего не стал скрывать, ни юлить, ни выкручиваться. Честно рассказал и о двадцать первом веке, и о купании в озере, и об окопной жизни, и о разведке, и о пленении, и о дружном «Хайль», и о базе власовцев, и даже о том, как принял портрет Гитлера за портрет нашего нового президента.

Естественно, моим словам о двадцать первом веке никто не поверил. Мне никто не стал задавать идиотские вопросы о годе окончания войны и о других «пророчествах», как это всегда показывают в фильмах. Даже если бы я крикнул о предстоящих сталинградском и курском сражениях, меня никто не стал бы слушать. Ведь это были нормальные люди, а не киношные герои.

А затем были лагеря.

Ничего не хочу о том периоде рассказывать. Я сам в свое время до одурения насмотрелся об этом фильмов, и после реальных лагерей мне эта тема до рвоты противна.

Могу лишь сказать, что довелось побывать в жутком сброде. Это в фильмах показывают исключительно интеллигентных заключенных, попавших туда в ходе сталинских репрессий. Может, где-то, в каких-то казармах, они и были, но мне довелось сидеть с теми, кто попал туда, как и я, по заслугам — бывшими полицаями, власовцами, бендеровцами, членами разных банд, уголовниками. Сегодня, когда я вижу, как проходит реабилитация репрессированных, как воздаются им почести, строятся памятники, вводятся в их честь памятные даты, мне вспоминается наш огромный барак этих уродов. Они ведь тоже входили в число тех миллионов гулаговцев и тоже теперь претендуют на категорию «жертв сталинских репрессий», тоже добиваются льгот, ходят на митинги, клянут кровавые Советы, пишут книги, их приглашают на школьные уроки…

В начале пятидесятых меня освободили. То ли амнистия была, то ли еще что-то, мне все было по фигу. Знаю лишь то, что, рассматривая мое дело, учли, что мои показания о немецкой базе подготовки диверсантов оказались очень ценными.

Ну а дальше была обычная незаметная жизнь обычного бывшего зэка. Работал на самых разных неприглядных работах. Жил, где попало. О создании семьи совершенно не думал. Иногда вспоминал фронтовую медсестру. Я ведь не знал, как сложилась ее судьба. По фильму она погибла на глазах моего героя. Но в реальности мы ведь тогда не вернулись из разведки. Может быть, она действительно погибла. Практически не вспоминал свою четверку. Даже не знаю, где они теперь. Да и не хочу знать.

Что со мной случилось? Почему пропал интерес к жизни?

Иногда бывает, что я задумываюсь над этим. И в голову приходит момент, когда мы подъезжали с немцем к власовскому штабу и нам увиделся триколор.

Ведь до этого жизнь в окопах начинала кардинально менять меня.

Действительно, что мы представляли собой в этих окопах?

Пацаны, попавшие из двадцать первого века в сороковые годы. У нас же совсем иначе были устроены мозги. Можете ли себе представить, что в первые дни меня занимали вопросы, почему тех солдат, которые бегут с фронта, называют дезертирами и расстреливают? Мне, воспитанному на ценностях конца двадцатого века, в голову сразу приходили мысли о правах человека, о том, что нельзя насильно заставлять кого-либо идти на фронт. Почему человека лишают права самостоятельно принимать решения, почему его насильно сажают в солдатские эшелоны и везут на смерть? Фактически государство таким образом само убивает своих граждан. Это же какое-то изуверское государство. Вот такой понос был в моей голове. Но он был совершенно не случайным.

Вспомните сегодняшнюю пропаганду контрактной армии, которая втюхивает обществу мысль, что война — это дело только для тех, для кого она является обычной профессией, вроде как бы профессии бармена или педикюрщика. А остальным — право выбора: захотелось экстрима — пожалуйста, можешь повоевать в свое удовольствие, а надоело — собирай манатки, вали с фронта домой и спокойно занимайся стрижкой клумб или разведением кур. И никто не имеет права тебя останавливать, и уж тем более расстреливать за это.