Александр Конторович: Главное — вернуться

Хрустя сапогами по разбитым кирпичам, майор подошел к Котенку. Она сидела на земле, и легкий ветерок ерошил ей волосы. На лицо упала окрашенная чем-то белым прядь. Майор присел рядом. Протянул руку, желая отряхнуть ей волосы от побелки. Побелки? Стены были бревенчатыми, а под ногами была только сажа. Рука опустилась, так и не дойдя до цели.

Она не повернула головы на звук шагов. Взгляд был прикован к лежащему перед ней человеку.

– Как ты, Тигренок?

– …

Гальченко наклонился к лежащему и перевернул его на спину. Чуть пониже левой ключицы было видно входное отверстие от пули – стреляли спереди. Он посмотрел на дверь. Вон он, стрелок, еще сжимает в руках карабин. Вся грудь залита кровью – Леонов стрелял с короткого расстояния и не промахнулся, даже будучи контуженным.

– Это вы в него стреляли, товарищ майор? – голос Тигренка был каким-то странно ровным и безжизненным.

Вместо ответа он показал ей на след пули на правом рукаве Леонова. Проследив взглядом она увидела лежавшего навзничь немца. На животе солдата расплылось кровавое пятно.

– Он мне обзор закрывал… – майор присел около тела старшины. – Качался из стороны в сторону, а немец уже готов был стрелять. Вот я задел Леонова за рукав… Но, хорошо попал, даже кожу не задело.

– Хорошо…

– Это был мой последний патрон.

Марина промолчала.

Подняла голову и посмотрела на Гальченко каким-то странным, необычно взрослым взглядом.

– Он же мог уйти….

– Мог. Леонов мог и вообще не приходить. Ему лично ничего не угрожало. И к башне мог отойти.

– Он же крикнул мне – «Котенок! Ложись!». Узнал меня! Хотя лица, наверное, и не видел даже… Как же так?

– Не знаю… Но, как можно уйти, когда твой друг под ударом?

– Он же не знал, что это именно я тут нахожусь!

– Не думаю, что для него это было особенно важно. Старшина шел спасать своего. Ты это или нет, он знать не мог.

– Это немец… Он же в меня хотел выстрелить. А Леонов меня оттолкнул и собой закрыл. А сам выстрелить почему-то не сумел…

Позади послышались шаги. Майор обернулся.

– Харченко? Цел?

– Цел, товарищ майор.

– А…

– Убит.

– Вот как…

– Там, товарищ майор, Лихов пришел. И роту с собой привел.

– Роту, говоришь? Ну, пускай тут оборону занимают. Там, в башне должны быть схемы минных полей. Еще не все сработали пока. Пушка уцелела. Хотя, не думаю я, что до вечера еще хоть кто-нибудь полезет. Шестидюймовки всю переправу разнесли в клочья. Да и по той стороне прошлись – будь здоров! Не до атаки немцам сейчас, еще в себя не пришли. Лихову скажи, пусть собирается, уходим.

– Так, товарищ майор, а приказ?

– Вот он, наш приказ, – майор указал на тело Леонова. – Скажи Лихову, пусть нам транспорт до аэродрома какой-нибудь организует, не пешком же его нести?

– Так они на грузовиках приехали. Сейчас и тормознем один.

– Добро. Там, у башни, кликни Ковальчука, пусть подойдет.

Харченко вышел. На его плече белела свежая повязка.

Майор и Барсова молчали. Гальченко автоматически снаряжал пустые обоймы к пистолету. Закончив, убрал их в карман и достал пачку папирос. Повертел их в руках и убрал назад. Вытащил флягу и протянул ее Марине.

– Глотни. Помогает.

– Спасибо, товарищ майор. Я уж как-нибудь сама. Второй раз…

Скрежеща сапогами по щебню со стороны двери вошел Ковальчук. Целый, нигде не царапинки, только лицо закопченное, как у кочегара.

– Товарищ майор, боец Ковальчук…

– Садись.

Тот опустился на край стены, поставив пулемет на пол.

– Видишь? – кивнул головой Гальченко. – Он всех нас… можно сказать, что из могилы вынул. А мы… не уберегли…

Ковальчук шумно вздохнул.

– Кто ж его… так…

– Вон он, в углу валяется.

– Ага… добегался значит…

– Лирика будет после. Собирайся, с нами поедешь…

– Так я ж штрафник, товарищ майор! Как же я из роты уйду? Да еще в боевой обстановке!

– Нет уже штрафников, Ковальчук. Член Военного совета внес соответствующее предложение. Так что дело только за документальным оформлением этого. Да и, кроме того, у меня и собственных полномочий хватает. Так что не волнуйся на эту тему. Есть у меня к тебе несколько вопросов.

– Так спрашивайте, товарищ майор.

– Не здесь и не в этой обстановке. Ты скажи мне, Ковальчук, отчего ты целый да не раненый? Ведь по тебе лупили так, что живого места остаться не должно было. Вон, даже кожух пулеметный прострелили. Второй номер твой где?

– Убили его.

– А ты целый. Как так вышло? Ты же не прятался, стрелял, я сам видел.