Юрий Корчевский - Ушкуйник

Объяснение правдоподобное. Только невольников всегда пешком гнали. Скорее всего, единственная причина — грязь. На лошади с трудом пробраться можно, да и то — если ехать не по дороге, а по траве, где земля ещё держала.

— Ладно, что хочешь за невольницу?

— Пять таньга.

Мишка пересчитал последние оставшиеся монеты — всего четыре.

— Четыре дам.

Башкир задумался на мгновение:

— Ни тебе, ни мне — четыре с половиной!

— Нет у меня столько — только четыре! С ярмарки иду, все деньги в товар вложил. Богом клянусь!

Башкир скривился, как будто лимон раскусил.

— Э-э-э, давай!

— Ты хоть невольницу покажи, — вмешался Павел, — вдруг это старуха немощная!

— Твоя правда, смотри товар!

Башкир махнул рукой. Из-за кустов вышел ещё один башкир — в драном войлочном халате. Он тащил за волосы молодую девушку — девчонку почти.

— Смотри, урус!

Лицо девчонки было в синяках, одежда местами порвана.

— Дяденьки, спасите от поганых! — взмолилась девушка. И тут же получила от башкира кулаком в спину.

— Молчи, невольница, а то я тебе язык отрежу! Видишь, мужчины разговаривают!

Ушкуй подошёл поближе к берегу, но не пристал. Михаил оторвал кусок ткани, завернул монеты и бросил их на берег. Башкир в колаксыне ловко поймал монеты на лету, развернул, пересчитал.

— Всё честно. Забирай товар.

Он подтолкнул девушку. Та рванулась, вошла в воду, замерла на мгновение — уж больно вода холодна. Потом дёрнулась вперёд, протянула руки. Сидевший на носу Трофим ухватился, приподнял её и поставил на палубу ушкуя. С подола мокрого платья стекала вода, босые ноги посинели от холода.

Команда оттолкнулась от мелководья вёслами, отошла от берега и вывела ушкуй на стремнину. Полагаться на порядочность незнакомых людей, тем более — неверных, как прозвали на Руси мусульман, было бы верхом неосторожности.

Не занятый греблей Михаил подошёл к девушке. Та без сил опустилась на палубу, не в состоянии ещё поверить в неожиданное спасение.

— Как тебя звать?

— Елизаветой батюшка нарёк.

— Лиза, значит. Откуда ты, из каких краёв?

— Рязанская я.

Рязань была удельным княжеством, не подвластным великим московским князьям.

— Как к башкирам попала?

— Он меня у татар перекупил, видно, к себе в улус думал привезти, а тут распутица. Кони у него из сил выбились, а подо мною — пал.

— Отдыхай, поешь вот.

Мишка достал из холщового мешка краюху хлеба и кусок сала, быстро нарезал и протянул девушке. Но Лиза взяла только хлеб и жадно впилась в него зубами.

— А сало чего же не берёшь? Неужто тебя в мусульманство обратили?

— Так ведь сейчас Троицкая седмица, пост, мясное вкушать грешно.

— Странствующим, воинам и болящим — можно. Что-то ты набожная сильно!

— Так отец мой убиенный, царствие ему небесное, священником в селе был, пока татары не напали.

Девушка осенила себя крестом.

— Так ты сирота теперь?

— Выходит — так.

— А меня Михаилом зовут, я приказчиком у купца Аникея служу. Мы из села Чижи, что рядом с Хлыновым. Да ты ешь, ешь.

Мишка отошёл к стоящему на корме Павлу.

— Чего теперь с ней делать-то?

— Сам купил, сам и решай. К деду с бабкой своим определи, пусть домашнюю работу делает — печь истопить, похлёбку сварить, в избе подмести, кур накормить.

— Верно, и как я сам сразу не догадался.

Первым делом по приходу в Хлынов они стали разгружать ушкуй. Не бросать же его с товаром у пристани!

Когда первая подвода с тканями подъехала к лавке Аникея, купец удивился:

— Это что ещё такое?

— Да вот — невольницу купил, Лизаветой звать.

Купец неодобрительно посмотрел на Михаила.

— Сколько на свете живу, отродясь невольниками не торговал. Богомерзкое это дело!

— Да ты что, дядя Аникей! Я же не торговать её взял — из плена башкирского выкупил. Сирота она, из Рязани.

— Тогда совсем другое дело! Ну, раз сам купил, сам с ней и определяйся.

Они продолжили разгружать товар.

Уже поздно вечером, при свете лучины, стали подсчитывать, сколько чего куплено и почём.

Сидевшая до того в углу лавки Лиза подошла поближе к Михаилу, писавшему на восковых дощечках, вгляделась.

— Любопытствуешь?

— А можно мне?

— Неужто писать-читать умеешь?

— Батюшка научил.

На Руси писать-считать умели монахи, люди боярского и княжеского звания, немногие купцы да житии люди — писари и столоначальники. А уж грамотные женщины — редкость необычайная. «Хм, похоже, приобретение ценное».

У Аникея сразу ушки на макушке, стойку сделал, ровно охотничий пёс. И к Мишке ласково: