Юрий Корчевский: Ушкуйник

И продал-таки Михаил соль. Не сразу продал — за два дня. Рыбаки взяли четыре мешка и подсказали, что к кожевенникам ещё съездить можно. Те взяли сразу, молча отсчитав деньги.

К исходу второго дня вернулся Мишка в лавку к Аникею, вывалил из суконного мешочка груду монет на прилавок.

— Считай, дядя Аникей. Здесь — за соль.

Не рвачествовал Мишка, не ломил цену, покупатели же рассчитались по совести. И получилось в итоге, что соль вышла «сам-два», то есть двойная прибыль.

Купец только ахнул.

— У тебя лёгкая рука, парень, и талант торговать. Помяни моё слово: ещё пару лет, и ты свою лавку в Чижах или Хлынове откроешь и переплюнешь всех. Я, почитай, всю жизнь купечествую, а с твоим приходом обороты выросли. Чутьё у тебя на выгоду. Станешь богатым — не забудь старика.

В неустанных трудах и хлопотах минул год. Мишка вытянулся, мышцы налились силой, и он уже не походил на того пацанёнка, которым три года назад пришел к Аникею. Постоянные физические упражнения, плавание на ушкуе на свежем воздухе и сытная пища сделали своё дело.

Приоделся Михаил: сапоги да кафтан купил, ходил в шёлковой рубахе, а не в рванье. И про деда с бабкой не забывал — их тоже принарядил. Кистенём баловался: то голубя зазевавшегося сшибёт, то воробьев несколько, и мясной приварок к супчику не помешает. К Митрофану регулярно захаживал, когда не уезжал за товаром.

Тот научил Мишку ножи метать — снизу, сверху, из-за спины. Мишка приобрёл хороший, боевой нож. Силу в себе почувствовал. Идёт по бревенчатому тротуару — мужики первыми здороваются, несмотря на возраст.

Деньжат скопил, подумывая вскорости своё дело открыть. Одна загвоздка — помощника нет. За товаром уедешь — лавку закрывать надо. Позарез нужен помощник, да только где его найти?

Вспомнил Мишка слова Аникея, что хороший приказчик на каждом углу не валяется. Прав он был.

Жалко Мишке купца — быстро постарел Аникей за год, сдал, всё чаще про болезни свои заговаривал. Видел Мишка — тяжело уже ему даже в лавке одному управляться. Дальше без помощника — никак. И дело своё открыть Мишке хотелось, и уходить от Аникея было жалко. Ведь купец его в люди вывел. Оставь его сейчас Мишка — захиреет Аникеева лавка, потому как сам ездить за товаром он не сможет. А деньги, сколько бы их ни накопил, имеют свойство кончаться, если кубышку не подпитывать.

Но с весны всё начало меняться. Взять хотя бы первую после зимы ходку за товаром. В лавке уже пустовато стало, и Мишка едва дождался, когда с рек лёд сойдёт. Реки полноводны были, течением несло сучья, упавшие деревья и другой мусор.

Кормчий Павел, едва Михаил заикнулся о ходке, почесал затылок:

— Опасно! С деревом-топляком столкнуться можно. Пробоины от них такие, что ушкуй вмиг затонет — едва успеешь за борт прыгнуть.

— А вперёдсмотрящего посадить?

— Не учи учёного. Только и он не всегда топляк под водой разглядит. Ладно, давай попробуем потихоньку.

Трудная ходка выпала. Ушкуй едва уворачивался от полузатопленных деревьев, вперёдсмотрящего обдавало брызгами холодной воды. Помогало лишь то, что Павел помнил наизусть все отмели, повороты да ещё глубины по-весеннему полноводной реки. На волоке их ушкуй оказался первым после зимы.

Неплохо продал свой товар Мишка — обозы уже не ходили, а судоходство толком ещё не началось, и потому приезжих купцов-конкурентов было мало. Закупился на все деньги и — в обратный путь. Течение встречное, сильное, ветра нет — парус не поставишь. И пришлось команде на вёслах сидеть, работая до седьмого пота и кровавых мозолей на ладонях.

Уже когда в Вятку вошли, заметили на правом берегу человека. Увидев ушкуй, он стал размахивать руками и что-то кричать, явно стараясь обратить на себя внимание.

Павел посмотрел на Михаила.

— Что делать будем?

— Подойдём поближе. Узнать надо, чего он хочет.

Когда подошли к берегу, стало видно, что это башкир. На голове — национальный головной убор колаксын — шапка, отороченная мехом дикой лисы, халат, расшитый орнаментом. Человек был явно не из бедных.

— Эй, урус, купи невольницу — задёшево!

— Зачем она мне?

— По хозяйству помогать будет — не знаешь, зачем невольница нужна?

— Не надобна!

— Тогда я её утоплю!

Ушкуй стоял в тридцати аршинах от берега — приходилось перекрикиваться. Павел опасался подходить ближе — вдруг это засада, а разговор о невольнице — приманка.

— Зачем в поход брал, если утопить хочешь?

— Конь пал, везти не на чем.