Юрий Корчевский - Атаман. Княжий суд

Что-то я размечтался. «А ведь первый же набег — кочевников или других лихих людей — и разграбят, пожгут мою усадьбу, коль не укреплю ее крепостью», — подумал я. Мне самому предстоит позаботиться о ее защите на случай приступа, из Коломны дружина наместника не сразу подойти сможет. Надо оградить будущий дом и подворье бревенчатым забором — «заплотом», как его называли на Руси. С крепкими, хорошо защищенными воротами и сторожевой башней. «Денег на это уйдет не менее, чем на сам дом», — вздохнул я. Но без укрепления усадьбы спокойно жить не дадут вороги да тати. Как показали дальнейшие события, чтобы убедиться в этом, ждать мне оставалось недолго…

Издалека, со стороны Коломны показался одинокий всадник. Он во весь опор гнал коня. Так это ж мой Федька! Но почему один? Меня охватила тревога.

Десятник, завидев меня, свернул с дороги, ведущей к деревенским избам, и направил коня прямо ко мне.

У меня похолодело в груди от недобрых предчувствий.

Федьку было не узнать.

- Беда! Не взыщи, князь, упустил я супостата! — выпалил он.

— Да скажи толком, что стряслось? Где Макар? От негодования у Федьки клокотало внутри.

— Приехали мы с негодником энтим на торг. Коней привязали и пошли по рядам. Долго эдак ходили — ну никак одежу выбрать он себе не может. Уж притомился я за ним таскаться, больно привередливым барчук оказался. Все ему не то да не так шито, вишь! Ну и предложил мне подождать его в трапезной, чтоб, значит, я не маялся зазря, пока он обрядится. Долго ждал, а как терпения не стало, искать пошел. Нету нигде! До коновязи дошел — а там один мой соколик стоит. Сбег значит, с конем чужим! — виновато возмущался Федька.

— Не взыщи, барин, — виноват я, не углядел! И коня он умыкнул, с… — снова зарядил Федька, повалившись на колени. — Ну, встретится он мне! — погрозил он кулаком. — Недобрый этот человек, княже, я же говорил, душой чувствовал — гнилой! И веры не нашей.

— Ладно Федор, успокойся. Чему быть — того кто минует? Авось еще образумится. На тебе вины большой не вижу. Иди, омойся с дороги, отдохни чуток да в дорогу собирайся. В Москву мне надо, к архитектору Пьетро.

Наутро мы с ним выехали в столицу. На Федьку было жалко смотреть. Всю дорогу десятник удрученно молчал.

И вот — Москва. В суете большого города Федька оживился. Его простая натура, отвергающая хитро-мудрые вольности надменного Макара, понемногу приходила в обычное состояние, снова распахнулась для таких же простых людей, коих вокруг было — не счесть. Вот за что я люблю Федьку — за его жизнерадостную, неунывающую душу. И верность. Такой не предаст. Он и сам ожидал от окружающих того же и доверял, но — до первого обмана.

Я быстро нашел итальянца в храме, окруженном лесами — на самом верху нового яруса. Скорость возведения Божьего дома меня поразила!

Встретил меня Пьетро приветливо, подвел к столу, расстелил бумагу.

— Смотри — дом в два этажа будет, со сводчатым потолком, в центре столп — опора своду, — показывал он карандашом детали на эскизе. — Перед парадными сенями — навес небольшой, поддерживаемый колоннами. Здесь — трапезная, гостиная, налево — кухня. Наверху — две спальни, комнаты для детей, гостевые. А вот здесь — повалуши — башни срубные, для защиты от неспокойных людей, крытые, в несколько этажей. Я покажу, где лучше ставить, а сладить твои плотники и сами смогут. Ну как, нравится?

— В общем да. Когда строить начнешь?

— Э-э-э… Я бы хотел получить аванс.

— Сколько?

— Думаю, ограничимся пока ста рублями серебром.

Я отсчитал деньги.

— С тобой поедет мой помощник, он на месте будет руководить строительством. Я же буду наезжать время от времени, контролировать работы. Антонио, подойди ко мне!

К нам подошел молодой мужчина, явно итальянец — бритое лицо, камзол и короткие штанишки.

— Антонио, поедешь с князем, как мы и уговаривались. Начинай!

Мы вышли из строящегося храма.

— Вот что, Федор. Антонио поедет на твоей лошади. Возьми деньги, купи на торгу себе лошадь и седло, вернешься в имение на ней.

— Я на своей привык.

— Я же не навсегда забираю, вернуться-то на чем-то ты должен.

Я отсчитал Федьке деньги.

Антонио взобрался в седло, вызвав улыбку Федьки, и мы выехали из Москвы.

Дорогу Антонио перенес тяжко. С трудом дошел до избы и рухнул на скамью, охая и потирая отбитые места.

А тут и Федька по-молодецки влетел в деревню — на новом жеребце, распугивая живность на улице. Вослед ему грозили кулаками почему-то улыбавшиеся при этом загорелые крестьянки.