Роман Злотников - Еще один шанс...

Основной удар турки, несомненно, наносили по Азову, верно вычислив ключевую точку. Ибо, если падет Азов, ни Темрюк, ни Перекоп долго не продержатся. Потому что именно через Азов по Дону и пролегала основная линия снабжения всего моего войска. Второй по силе удар пришелся на Очаков. Но там сидел боевой и хитроумный Петр Сагайдачный, который к тому же всегда, хотя и довольно тонко, подчеркивал, что до самого крестного целования считает себя моим подчиненным с некими большими оговорками. Да и потом, мол, тоже не все будет так уж однозначно… Мол, запорожцы испокон веку своей волей жили и прежним своим властителям служили как сами того хотели. Так что за него у меня голова болела меньше, ибо, чем больше требуешь независимости, тем больше на себя берешь и ответственности. Тем более что падение Очакова хоть и составляло для меня некую проблему, но ключевой эта потеря не была. Даже Темрюк я готов был потерять, хотя его с большим сожалением, чем Очаков, но за Перекоп и особенно Азов следовало держаться изо всех сил.

Десятого июня визирь предпринял первый и самый сильный штурм Азова. Турки сумели ворваться на один из бастионов, но затем вынуждены были отойти. Искусник Калдиери устроил так, что ворвавшиеся на бастион войска попадали под перекрестный огонь с соседних бастионов первой линии, а также под огонь наиболее тяжелых пушек, установленных в центральной цитадели. Этот штурм стоил туркам тысяч восемь-десять. Гарнизон же Азова потерял почти три тысячи человек. И шестьдесят пушек.

А одиннадцатого июня, как раз когда османы зализывали раны, Мишка совершил на их лагерь лихой налет всеми нашими конными силами — башкирами и поместным войском. Сколько он сумел положить — неизвестно… если посчитать, сколько баяло поместное ополчение, то армия визиря по идее не только была полностью уничтожена, но и даже ушла в минус, однако налет явно удался. В первую очередь потому, что Мишка сумел подорвать два из пяти турецких пороховых складов. И артиллерия османов сразу снизила интенсивность обстрела крепости. Кроме того, османы почти на две недели прекратили осадные работы и занялись обустройством внешней границы своего лагеря. Мишка же продолжал все это время беркутом кружить над ними, улучая момент и наскакивая на работников, насыпавших внешний вал, и бия их издалека стрелами, чем еще более снизил темпы работ, а также набрасываясь на отряды турецких фуражиров. Попытки визиря наехать на башкир конницей тимариотов привели к тому, что когда те в очередной раз бросились за удиравшими степняками, то слишком отдалились от лагеря и оказались завлечены в засаду, нарвавшись на подготовленные и усиленные пушками позиции стрельцов, а затем на фланговый удар поместной конницы. Короче, эта попытка стоила османам почти пяти тысяч сипахов, из которых около тысячи попали в плен. После чего османы окончательно заперлись в лагере, перейдя только на привезенные с собой запасы, каковые вследствие этого начали быстро таять. Впрочем, пока это было для них некритично, поскольку у визиря был флот, который вполне мог доставить ему все необходимые припасы… Если, конечно, не учитывать, что их еще надо было собрать или закупить, так как все, что было собрано в период подготовки к кампании, уже находилось в лагере.

Но с флотом тоже надо было что-то решать. Поэтому следующий удар мы нанесли с противоположной стороны — с реки. После двадцатого июня Мишка резко увеличил интенсивность ночных налетов на турецкий лагерь со стороны степи. Башкиры подлетали к валу и рогаткам, выпускали в воздух навесом несколько стрел, часть из которых была обмотана горящей паклей, а затем откатывались в степь. Урон от сего был не шибко большой, но спали османы плохо… А двадцать шестого стрельцы и около семи сотен казаков из числа тех, кто по каким-то причинам остался в Черкасске и окрестностях, сели в струги и, привязав за каждым стругом по рыбацкой лодке, кои были собраны по камышам и затонам, тихо двинулись вниз по реке.

Привязанные к стругам лодки были нагружены всяким горючим скарбом и порохом. Приблизившись к крепости и стоящему рядом с ней турецкому флоту, казаки спустились в лодки и, тихо работая веслами, обмотанными тряпками, двинулись в сторону турецких кораблей.

Турки лодки прошляпили и опомнились, только когда первая лодка была накрепко принайтовлена к борту одного из их кораблей и казак, зажегши фитиль, уже нырнул в воду. На корабле поднялся шум, гам, впрочем, больше недоуменный, чем испуганный. Поскольку никто не понимал, какую опасность может представлять одинокая и пустая рыбацкая лодка, притулившаяся у борта корабля. Все прояснилось через несколько минут, когда она взорвалась, моментом подпалив корабль. В этот момент те казаки, кто еще не добрался до кораблей, начали выкидывать из своих лодок все лишнее и подбирать своих плывущих товарищей, ибо приблизиться к всполошившимся туркам теперь более не было возможности. А для стрельцов, сидящих в стругах, этот взрыв послужил сигналом к началу обстрела. Струги быстро подошли на два десятка шагов к берегу и жахнули по всполошившемуся турецкому лагерю из пищалей и установленных в струги малых пушек… Во время этого ночного рейда турки потеряли двенадцать больших и около десятка малых кораблей, ну и еще какое-то количество народа. Точное число потерь мне установить так и не удалось. А главное — теперь османы не рисковали оставлять корабли близко к устью реки и своему лагерю, а на ночь оттягивали их еще мористее, что изрядно затрудняло и усложняло процесс погрузки-выгрузки и вообще использование флота.