Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

Деда лекарка Настена выходила. Правда, остался он инвалидом. Дело было даже не в ноге, в конце концов, через некоторое время дед научился ходить на деревянной, и даже без палки. Большую беду его организму принес сабельный удар по лицу. При любой попытке вглядеться в отдаленный предмет или при сильном физическом напряжении, у деда начинала трястись голова, мутнело в глазах, и дело запросто могло закончиться обмороком. С такой болячкой мужик - не работник и, тем более, не воин.

Но судьбе, видимо показалось мало тех испытаний, которые она вывалила на Анну-старшую - мать Мишки, невестку деда. Мало, оказывается остаться вдовой с пятью детьми и свекром инвалидом на руках. Примерно через месяц после смерти мужа с непонятной даже для Настены болезнью слег старший из сыновей - Михайла.

Кто ж мог знать, что это вовсе не болезнь, а вселение в тело ребенка личности взрослого мужчины из ХХ века? Мишка пролежал пластом почти три недели, а потом ему, как младенцу, пришлось заново учиться ходить, говорить, узнавать родственников. Как и было обещано, проблем с адаптацией не возникло. Что возьмешь с пацана, пережившего тяжелейшую болезнь?

Так они и сидели целыми днями на завалинке возле нагретой солнцем стены: маленький и большой, а на самом деле - почти ровесники, оба начинающие новую жизнь.

Один, потерявший почти все и готовящийся доживать век калекой-нахлебником, другой, получивший в подарок пятьдесят лет второй жизни, после того, как почти распрощался с первой.

Один - атлетического сложения матерый мужик, с еще проглядывающими сквозь густую седину русыми волосами и коротко стриженной бородой, еще не выцветшими от возраста синими глазами и рубленым шрамом, почти вертикально идущим через левую бровь, щеку и скрывающимся в бороде.

Второй - белоголовый тонкошеий мальчишка, унаследовавший от матери зеленые глаза, а от отца - раздвоенный ямочкой упрямый подбородок.

Было тогда Мишке десять лет, а Михаилу Андреевичу Ратникову, перенесенному почти на девятьсот лет назад - сорок восемь. И был внук старше деда почти на два года.

А сейчас Мишке уже тринадцать, и дед - профессиональный военный, чином ну никак не ниже майора - на полном серьезе выносит ему благодарность за правильные действия в ситуации, которая запросто могла закончиться кровавыми шмотьями и пустыми санями, стоящими посреди заснеженной лесной дороги…

Позади негромко скрипнула калитка и Мишка, обернувшись, увидел входящего во двор дядьку Лавра.

- Что с Аней, батя? - не скрывая беспокойства, лавр задал деду вопрос через весь двор - от самой калитки.

- Из саней выпала, зашиблась - голос у деда был, как минимум, неласков. Так и слышалось в нем: "Шел бы ты отсюда, и без тебя тошно".

Лавр, нерешительно потоптавшись, произнес каким-то робким, совершенно ему не свойственным тоном:

- Сходить… Проведать…

- Незачем! - отрубил дед "железным" голосом - Сейчас Анька-младшая сбегает, узнает, что нужно.

- Ну, и я бы с ней…

- Незачем!

"Чего это дед на него вызверился? Неужели?… Вот те на! Хотя, родной брат-близнец, живем, считай одной семьей, только в разных домах… Ох и влип ты, дядя Лаврик!".

Отцов брат еще потоптался, явно не находя в себе сил уйти, тоскливо обвел вокруг себя взглядом и зацепился за груду волчьих туш в санях.

- Ты настрелял?

- Одного Мать топором, еще одного Чиф… - в который раз завел Мишка.

- А остальных-то ты?

- Я.

- Из своей игрушки?

- Угу.

- Смотри-ка, полезная вещь оказалась! - Удивился Лавр. - Может мне и своим оглоедам такие же сделать, а? Давно уже просят, кстати.

- Незачем! - Деда словно заклинило на одном и том же слове. - Незачем убойную вещь детям в руки давать! Еще друг друга перестреляют!

- Михайла же никого не перестрелял, - попытался спорить Лавр - а еще "бешеным" кличут.

- Михайла - другой разговор. Он и старше на год, и… - деду откровенно не хватало аргументации, но соглашаться с сыном, на которого он был не на шутку сердит, не хотелось. Лавр, прекрасно зная отцовский нрав, снова обратился к Мишке:

- Сколько, выходит, твоих?

- Пятеро.

- А сколько раз стрелял?

- Один раз промазал, остальные попал.

- Издалека стрелял?

- Первого - шагов с сорока, остальных ближе.

- Зачем же так близко подпускал?

- Сани трясло, и заряжать сидя трудно.

- Сидя заряжать… А если рычаг наоборот сделать, чтобы рукой на себя тянуть?

Дядька Лавр был кузнецом и талантливым конструктором-самоучкой. За разговором о любимых железках он мог забыть о чем угодно. Сейчас, однако, он лишь имитировал интерес, используя разговор как повод для того, чтобы не уходить.