Анатолий Гончар - Возвращение

— Обагрите их кровью наковалье! — заупокойным голосом приказал Караахмед, падая ниц на пол, обильно усыпанный могильной землёй и частицами костей орочьих предков. Двое самых рослых стражников, подхватив под руки ближайшего к ним надсмотрщика, поспешили выполнять сказанное. Караахмед, пронзительно взвыв, сгрёб пятернёй лежавшую под ногами землю и, стремительно выпрямившись, бросил её вверх. — О Великий правитель тьмы, чьё имя столь велико и в совершенстве черно, что я не смею произнести его своими грязными устами! Призываю тебя и прошу твоей милости в деяниях своих. Жертвую тебе малое, чтобы испросить великое! — в этот миг под сводами кузни закричал на этот раз разрезаемый на части надсмотрщик. Его кровь полилась вниз, заливая и чёрное, как смоль, наковалье, и обильно поливая каменный пол. Земля под ногами вздрогнула, из дальнего угла кузни побежала трещина и, подбежав к утекающей в почву крови, раскрылась под падающими каплями безобразной, с неровными краями, воронкой.

— Великий, ты принял мою жертву! — восторженно возопил Караахмед, простирая к земле руки. — Я не останусь в долгу. Эти земли омоются кровью. — Повернувшись к поражённым стражникам, выкрикнул: — Что вы стоите? Тащите следующего!

К полудню изрядно измотанная троица, в числе коей, естественно, был и я, выбралась на окраину болота. В том, что мы почти пришли, сомнений не было: посредине болотистой низины, в милях… тьфу ты, боже… в километрах полутора от нас высилась огромная, уродливая башня. Прежде чем двигаться дальше, нужно было всё как следует разглядеть и оценить свои возможности. Не выходя из скрывающего нас кустарника, я стянул со спины свой рейдовый мешок и вытащил из бокового кармашка бинокль, но то был не тяжёлый армейский, а обыкновенный китайский ширпотреб, но зато малогабаритный и лёгкий. Протерев линзы, я поднял к глазам бинокль как раз в тот момент, когда из чёрного отверстия трубы вырвались первые клубы чёрного, как смоль, дыма…

В гигантской печи бушевало адское пламя: красная глубинная сера и чёрный уголь, замешанные на крови, поте и плоти людской создавали поистине неимоверный жар. Каменные стены гигантского горна покраснели и местами оплавились, стекая на спекшуюся в монолит глину пола. Караахмед, прикрываясь полой плаща от нестерпимого пламени, держался одной рукой за рукоять длинных железных клещей, медленно поворачивая ими нечто лежавшее в глубине топки. Огромная наковальня, стоявшая за его спиной, отливая холодом ночи, словно застыла в ожидании. Дюжина кузнецов, держа тяжёлые многопудовые молоты, сосредоточенно глядели на жадные языки пламени, пожиравшие последние остатки тех, кто до сего дня столь старательно сёк плетьми несчастных рабов. Сами же рабы, изнурённые непомерным трудом, исхудавшие и вконец обессиленные, сгрудившись в дрожавшие кучи, с содроганием ожидали своей участи. Смерть, ещё совсем недавно казавшаяся столь желанным избавлением, нависнув над головой, вдруг начала страшить чёрной бездной неизвестности. Тьма, представлявшаяся за её порогом, казалась до бесконечности ужасной и столь мерзостно-тоскливой, что сердце невольно вздрагивало при её приближении. Лишь один юродивый казался невероятно оживлённым. Он переходил от одной толпы сгрудившегося народа к другой и шептал, шептал слова успокоения. И странное дело, многие люди, до того не глядевшие на него иначе, как на несчастного сумасшедшего, стали прислушиваться к его сказанным едва слышимым шёпотом словам. Надежда, так давно покинувшая сердца россов, стала возвращаться, придавая им силы не сойти с ума и не умереть в ожидании.

— Приготовьтесь! — вскричал маг и, повинуясь его голосу, кузнецы, заскрежетав зубами, вздыбили над своими плечами тяжёлые, почти неподъёмные молоты и застыли, ожидая нового слова хозяина.

— Иду! — вновь крикнул чародей и, быстро попятившись, вытащил из горна белую искрящуюся заготовку. Ещё более стремительно повернувшись, он опустил её на шваркнувшую от жара наковальню. — Бей! — вскричал маг.

— Аг-Х, — ближайший молот с гортанным криком кузнеца обрушился на вздрогнувшую от удара наковальню. Белый металл заготовки едва сплющился, а на тяжёлом молоте появилась продольная вмятина.

— Бей! — взревел маг, подгоняя замешкавшихся молотобойцев, и череда тяжких ударов стала сотрясать основание трубы-башни.

— Довольно! — выкрикнул Караахмед и вновь сунул уже изрядно сплюснутую заготовку в объятия печного жара.