Борис Громов - Терской фронт

— Это «Обувка».

— Чего?

— Говорю, «Костер» — это ГП-25, а у меня — ГП-30 «Обувка».

— А, ну тогда точно полтину.

— Ну а если, скажем АКМ, вроде тех, что в кузове лежат?

— Уууу, паря, за это дерьмо много не выручить…

И мы с Тимофеем Владимировичем погружаемся в обстоятельную беседу на тему достоинств и недостатков разных образцов огнестрельного оружия и цен на него в лавке пока не знакомого мне Сергея Сергеевича. За беседой проскакиваем развалины Чернокозова и Мекенской. Скоро уже и Червленная.

Если Наур и Чернокозово выглядели для меня вполне знакомыми, конечно, с поправкой на то, что я помню их целыми, а теперь они разрушены, то вот Червленная изменилась настолько сильно, что я даже опешил. Сходу удалось опознать только лежащее слева от дороги озеро, да поворотный круг на Толстой-Юрт и Грозный с высокой стелой-шпилькой и надписью «Червленная». В остальном — ничего общего. Я помню привольно раскинувшуюся на равнине перед Тереком станицу с широкими улицами и просторными дворами вокруг каждого дома. Сейчас передо мной только тянущийся вправо и влево на несколько километров земляной вал, высотой не меньше четырех метров, по гребню которого стоят невысокие вышки с прожекторами. Ближе к вершине видны обложенные бетонными блоками бойницы огневых точек. Большинство сейчас пусты, но из некоторых торчат стволы АГСов, СПГ и крупнокалиберных «Кордов» и «Утесов». Я такие фортификационные сооружения видал только в Ханкале своего времени: внутри этих валов проложены обшитые изнутри досками ходы сообщения, по которым можно спокойно ходить, не пригибаясь, и оборудованы хорошо укрепленные огневые точки. Если и не линия Маннергейма, то не на много хуже. Перед открытыми сейчас внушительной толщины железными воротами с трехметровой, примерно, высоты створками — шлагбаум и бетонный колпак КПП, больше похожий на ДОТ, а может, им и являющийся. Возле шлагбаума стоят двое парней в обычной армейской «Флоре» с шевронами Дорожной Стражи, в стареньких бронежилетах, вооруженные «веслами» [15] «Весло» — автомат АК-74 с нескладывающимся прикладом. с цевьем и прикладом из коричневого пластика.

Повинуясь взмаху руки одного из часовых, наш «Бычок» замирает перед КПП. Я замечаю, что кроме двух часовых, за нами из бойницы ДОТа приглядывает еще один боец. Причем его взгляд сопровождается движениями ствола «Печенега». Все у парней серьезно.

— Здорово, Тимофей Владимирыч! Чего там у тебя стряслось? — слышится голос откуда-то сверху.

Чтобы увидеть говорившего, мне, с моим немаленьким ростом, приходится пригнуться и неудобно вывернуть шею. На небольшой площадке на гребне насыпи стоит невысокий, но мощный, что называется «поперек себя шире» усатый дядька лет сорока, одетый в «горку» и черный берет без кокарды. На правом нарукавном кармане вижу такой же шеврон, что и у погибших в Науре бойцов и часовых на КПП.

— Это не столько у меня, сколько у тебя стряслось, Петрович, — отвечает ему дед Тимоха, выбравшись из кабины и опершись на крыло… — В Науре на нас «волчата» навалились… Короче, нету больше ни Андрея Петренко, ни Вити Смирнова, ни Юры Семецкого. Тела и оружие их у меня в кузове, УАЗ накрылся, в Науре пришлось бросить. И Егору моему ноги перебило, к врачу надо срочно.

— Вот ты ж млядь! Ну, как же парни так попали, а?! А как ты отбился-то?

— Да мир не без добрых людей. Господь послал защитника. Он один пятерых завалил, те и мяукнуть не успели. Вон в кабине сидит.

Пришлось и мне выбираться из машины, прилепив на физию самую приветливую из своих улыбок.

— Наемник? Как звать?

— Михаил.

Усатый некоторое время будто ждет чего-то, и, не дождавшись, хмурится и задает следующий вопрос.

— Откуда едешь?

— Так из Моздока с нами и едет, — спасает меня Тимофей Владимирович. — Мы, правда, во время ночевки с ним поругались, я ему и говорю, пешком топай. И с утра дальше поехал. А на выезде в засаду попал. Так он бегом через все село к нам на выручку бежал.

Вот, спасибо тебе, дед Тимоха! Действительно, если рассказывать сейчас усатому Петровичу настоящую историю моей встречи с колонной, то меня в лучшем случае заметут в местную каталажку «до выяснения», а то и просто у ближайшей стенки расстреляют, так, на всякий случай.

— Жил в Моздоке?

— Ага.

— Где?

Стараясь не измениться в лице, лихорадочно вспоминаю название улицы, на которой располагалась так понравившаяся мне шашлычная.

— На Богдана Хмельницкого.