Валери Жискар д’Эстен - Победа Великой армии

Гром фанфар прервал речь императора. Толпа обернулась. Это король Мюрат устроил импровизированный парад со своей неаполитанской кавалерией. Зрители вскинули вверх руки, размахивая киверами и головными уборами с плюмажем. «Да здравствует Мюрат! Да здравствует император!» — кричали они. Генерал-щеголь пребывал в прекрасном расположении духа.

Император повернулся к генералу Бейлю и сказал:

— Они рады, потому что оказались в большом городе, а также, наверное, потому что живы.

Несколько минут Наполеон слушал приветственные возгласы толпы. Заметив, что Мюрат, одетый в пурпурный плащ, вышитый золотом, издалека приветствует его широким жестом, он продолжил:

— Я внимательно изучил возможные варианты действий после получения Мюратом послания от главнокомандующего русской армией. Тебе известен текст этого послания?

— Нет, сир. Я слышал, как о нем говорили, но текста не читал.

— Чрезвычайно угодливое, почти раболепное письмо. После поражения главнокомандующий написал, что русская армия намерена отступить без боя в направлении Москвы, разрушения которой он хочет избежать, что будет невозможно в случае штурма или осады города. В этой связи он предложил Мюрату своего рода взаимное перемирие. Добравшись до города, русские пройдут через него и позволят Великой армии беспрепятственно вступить в город. Мюрат был в восторге от этого предложения, в котором он увидел рыцарственный жест, и умолял меня принять его. Я же не столь наивен, как он! Я тотчас заметил подвох. Кутузов знал, что его армия слишком измотана, чтобы дать новое сражение, и опасался, как бы мы не пошли вперед форсированным маршем вместе с нашей почти нетронутой польской кавалерией и не разбили остатки его войск. Вместо этого он предложил нам принять участие в забавной, единственной в истории процессии: побежденная армия дает дорогу армии-победительнице и приводит ее в свою столицу, где он надеялся нас запереть! Пока мы продолжали наступление на Москву, я прокручивал в уме возможные варианты действий, ничего не сообщая своим маршалам, поскольку решать предстояло мне, и только мне. Существовало несколько вариантов. Ни один из них не представлялся мне приемлемым. Я мог бы продолжить наступление на Петербург и заставить Александра подписать мир. Но для утомленных походом людей это был долгий путь — около восьмисот километров. И Александр никогда не согласился бы вести переговоры в собственной оккупированной столице. На какое-то время он бежал бы на восток необъятных русских просторов, где не могло быть и речи о том, чтобы его преследовать. Это мне ничего не дало бы. Еще одно возможное решение заключалось в том, чтобы продолжить уничтожение армии Кутузова. Для этого следовало разместиться в Москве и начать боевые Действия в окрестностях города, в восточном и южном направлениях. Наступила бы зима. Снег лишил бы нас возможности передвигаться. Пришлось бы дожидаться весны, чтобы выступить снова. Мы потеряли бы почти всех наших лошадей из-за отсутствия фуража и Должного ухода. За это время возникли бы проблемы в германских землях, особенно в Пруссии, а возможно, и во Франции, где, как мне сообщали, действуют заговорщики, что вполне в духе парижских традиций. Такое решение тоже не годилось. Наконец, офицерство предавалось всяким фантазиям. Например, отправиться в Малороссию, где климат мягче, или заключить союз с русскими, чтобы вместе с Александром изгнать англичан из их богатых индийских владений. Пока мы наступали, я отбросил все мысли, за исключением одной-единственной: немедленно возвращаться! Я даже подумывал развернуться, не дойдя до Москвы! Но в этом не было бы никакого смысла. Мы стояли у ворот города. Меня охватило пьянящее чувство, когда я рассматривал в подзорную трубу, положенную на плечо адъютанта, городские башни и купола церквей, стоя на холме, откуда открывался вид на дальние окраины Москвы. К тому же солдаты были измотаны. Им требовались по меньшей мере два-три дня отдыха. Они испытывали сильное желание расслабиться после жестокой битвы.

— Впрочем, посмотри на них! — добавил Наполеон, взмахнув рукой в сторону прогуливавшихся военных, количество которых уменьшалось по мере того, как стало смеркаться.

— Сейчас. Нужно уходить сейчас! — повторил он. Император начал притопывать, постукивая черными сапогами по полу террасы. Генерал Бейль пересел, чтобы заслонить от Наполеона последних солдат, остававшихся на площади.

— Сейчас! — продолжил император более спокойным тоном. — Я, вероятно, потерял около пятой части войск в московской битве и еще одну седьмую — в долгих маршах, совершенных за время русской кампании: речь о дезертирах, больных, жертвах засад, устроенных казаками. Лошадей потеряно еще больше. Я хочу вернуться в Европу и во Францию вместе со своей армией! Это будет не разгром, а тщательно организованный военный маневр. Моя задача привести обратно две трети Великой армии, считая общее количество людей и артиллерийских орудий, входивших в ее состав в начале кампании, после того как я овладел столицей Российской империи и сделал так, чтобы русская армия в течение следующих пятидесяти лет не смогла вторгнуться в Европу! Вот что я собираюсь растолковать своим маршалам завтра утром. Великая армия отправится в обратный путь через два дня, передовые отряды выдвинутся 18 сентября. Потребуется по меньшей мере четыре дня, чтобы вывести всех остальных.