Андрей Лазарчук - Мой старший брат Иешуа

Иешуа велел трубить сбор. Увлекшись рубкой бегущих, войско вполне превращалось в разрозненную толпу, уязвимую даже для медлительных кушан. Кроме того, все безумно устали; многие были ранены легко или средне, но держались на ногах благодаря боевому порыву; в новой же схватке сил их могло не хватить.

Линию сбора обозначили семеро всадников с высокими апостолонами — пожалуй, единственным, что у Иешуа осталось от прежнего. Туда двигались, если могли их видеть сквозь плотную пыль, усталые воины; прочие брели на звук рожков. Был бы кстати самый легкий ветер, но его не было; зной набряк, как нарыв, болезненный, еще не готовый прорваться. Я, ведя за собой моих лучников и пращников (число их возросло), устремилась к брошенному лагерю: заняв его дальнюю стену и смотровую вышку, мы могли бы поражать и часть строя врага…

То, что произошло, произошло в четверти стадия от меня и на моих глазах, но я так ничего и не поняла. Иешуа ехал на коне среди других начальников войска, из которых я знала лишь Иегуду Горожанина и Иоханана бар-Забди; навстречу им разрозненно шли раненые или просто слишком усталые воины, повесив свои щиты на спину или волоча их по земле. И вдруг Иешуа исчез в один миг: вот он только что был, а вот его уже нет. Я вскрикнула и бросилась туда, продираясь сквозь ставшую вдруг слишком плотной толпу. Я почти добежала, когда совсем рядом раздался страшный рев: «Барра!!!»

Это были римляне. Их бронзовые шлемы и щиты и красные плащи вдруг оказались совсем рядом, на бросок дротика. Туда! — я послала свой отряд в сторону переправы, а сама попыталась прорваться к Иешуа; тщетно. Меня подхватил вал бегущих. Римляне шли с двух сторон, от Иерихона и от Иерушалайма; чуть позже они показались и на той стороне Иордана; там их попытались задержать, но силы были слишком неравны. Вдруг я снова увидела Иешуа, совсем рядом — но нет, это оказался бар-Забди, накинувший его белый плащ, теперь запятнанный кровью. Он увидел меня и показал: там.

Иешуа несли на сомкнутых щитах; я видела, как волочится рука. Я услышала за спиной голос бар-Забди, вновь запели рожки, и тут же зазвенели мечи. Кто-то схватил меня за руку и поволок; это был Нубо. Я упиралась, но он был много сильнее меня.

Мой труд подошел к концу уже хотя бы потому, что писать больше не на чем. Я могу послать мальчика в город, но это будет не скоро; да и нужно ли? Все, что я хотела рассказать, я рассказала; Шаул же, назвавший себя Наима-лейшим, перестал быть мне интересен; я знаю, чего он добивается. Да, он и те, кто стоит над ним, хотят пошатнуть еврейскую веру и внедрить новое язычество, дабы укрепить власть империи, и мне все равно, получится это у них или нет. Мне жаль только, что они используют для этого добрую память о моем брате. Но я бессильна им помешать.

…Римляне разгромили нас, усталых и не успевших собраться. Впрочем, успевших они разгромили бы тоже. Я не знаю армии, которая могла бы им противостоять даже по силам один в один; здесь же их было больше вдвое, чем нас.

Погибли почти все, кого я знала. Крепость Зегеду взяли к вечеру, и в ней потом еще несколько дней что-то горело. Всего в плен к римлянам попало полторы тысячи мужчин и шестьсот женщин и детей. Мужчин распяли на столбах вдоль Иерихонской дороги; детей и женщин продали в рабство. Избежать этой участи сумели сотни две, не более. Мы с Нубо отлежались в темной лощине, под терновым кустом, слыша, как в трех локтях над головами хлопают сандалии римских солдат.

Потом мы ушли, изображая из себя мирных беженцев.

На одном из столбов я видела Иоханана бар-Забди. Не знаю, был ли он жив к тому времени или уже нет. Его прибили коленями вбок, с дощечкой-седалищем, так что он мог прожить и несколько дней; не знаю.

Тела погибших наших зарыли вблизи крепости в Двух огромных рвах. Я думаю, что Иешуа тоже лежит где-то там, среди людей, которые верили ему и которым верил он сам.

Иегуда сумел тогда спасти Марию. Они бежали по старой Содомской дороге вместе с десятком воинов. Позже они нашли пристанище у Ареты; однако, попав из-за последних событий в страшную немилость к Вителию, Арета счел за благо отослать беглецов еще дальше, в Египет; известно, что в ту пору между наместниками Сирии и Египта не было дружбы, а была вражда.

В Египте Мария родила сына, которого назвала в честь деда Антипатром.

Три года спустя, когда Пилат уже был отозван, Ханан, ощутив свою полную неподконтрольность, послал отряд тайных убийц за Марией. Они захватили Филарета и пытали его так, что он показал им дом Марии. Убийцам удалось войти в дом, удавить Иегуду и Марию и похитить ребенка. Говорят, Ханан мучительно умертвил его во время своих богопротивных магических практик. Может быть, да, может быть, нет. Скорее, я думаю, просто убил.