Валерий Большаков: Корниловец

— Да, — твёрдо сказал Кирилл.

— Обещаете?..

— Слово офицера!

Фанас успокоился, улыбнулся, расслабленно откидываясь на подушки.

— Записывайте, — повторил он. — «27.09.17. 9 часов 20 минут. Петроград, Фурштатская, дом 13. Приклеить на дверь объявление: „Павел, вспомните Ревель!“».

Авинов сперва записал, а потом спросил, не скрывая своего недоумения:

— Простите, а… зачем?

— Павел Валнога, — вымолвил гость из будущего, облизав почерневшие губы, — служил мичманом на линкоре «Петропавловск». Напоминание о Ревеле изменит ближайшие планы Валноги, помешает ему… как это у вас говорят… спиться. Убережёт его от ненужных встреч, приведёт к генералу Юденичу… Мичман поможет ему набрать экипажи из матросов, не подцепивших «красной заразы», и генерал угонит четыре новейших линкора из гавани Гельсингфорса, призвав под свою руку гвардейцев из Преображенского, Измайловского, Семёновского полков, а также адмиралов Григоровича, Трубецкого, Эбергарда… Они обойдут всю Европу и ударят с юга по Дарданеллам, когда адмирал Колчак будет штурмовать Босфор… Теперь вы понимаете?

Кирилл сглотнул всухую и кивнул. В голове было пусто, зато в сердце разгоралась бешеная радость: «Мы победим! Победим! Вот вам всем! АГА!»

— Пишите дальше, корниловец… «27.09.17. 10 часов 37 минут. Петроград, Екатерининский канал. Положить кирпич на Львином мостике, примерно посерёдке, ближе к фонарю слева, если смотреть от Малой Подьяческой…» Что? — слабо усмехнулся Фанас, — объяснить?

— Ну-у… — затянул корниловец.

Гость кивнул, утёр пот с лица вялой ладонью.

— Без двадцати одиннадцать, — заговорил он, — по мостику пройдёт ротмистр Щукин. В него выстрелят из винтовки, но промахнутся — ротмистр в этот момент заденет ногой за кирпич. Упав, он выпалит из «маузера» — и попадёт.

Сохранив жизнь Щукину, вы измените реальность ещё сильней — ротмистр отправится в Крым, где находится генерал Врангель. Вдвоём они отобьются от красногвардейцев, явившихся арестовать барона, скроются в горах, а ближе к декабрю подадутся на Дон, к Корнилову. Если же кирпич не положить, то Щукина убьют. Врангель будет жить долго, но к белым барон присоединится слишком поздно, а он фигура весьма значимая… Пишите…

Кирилл с готовностью нацелил карандаш, но так и не услышал диктовки. Недоумённо глянув на Фанаса, он горестно застонал — гость из будущего умер.

— Фана-ас… Что же я за дурак такой, всё выспрашивал? Кретин! Осёл! — Авинов крепко зажмурился, чувствуя, как жгут злые слёзы. Ему не столько гостя было жалко, сколько Россию. Как теперь сохранишь единство её, величие и неделимость?! Если этот корниловец — дурак распоследний? Овен! Вместо того чтобы МНВ записывать… Стоп. Кирилл широко раскрыл глаза. Но ведь знание будущего осталось с ним… Оно тут, в глупой его голове! Да если он переживёт завтрашний день («Переживёт! Переживёт!»), то исполнит кучу необходимых воздействий — и минимальных, и самых что ни на есть макроскопических! Значит, что? Значит, следует поднапрячься и думать, сметь, действовать!

И тогда поручик Авинов исправит настоящее, приведёт туманное далёко в норму, заворотит клячу истории на верный путь! Кружит голова, пухнет? Да и пускай! Зато какое немыслимое счастье выпало ему — стать на перекрестке пространств и миров, сомкнуть на себе прошлое с будущим!

— Так, ну ладно, — сказал поручик Авинов, поднимаясь. Хватит ему решать мировые проблемы, пора разводить церемонии. Траурные. Эх, Фанас, Фанас… Вот же ж судьба человеческая! Для будущего Фанас — злодей, каких мало, а во времени текущем — герой. Воплощение зла и средоточие добра. Эх…

Перетащив мёртвое тело в капсулу MB, Кирилл шлёпнул ладонью по красному «грибку», а после медленно опустил колпак. Отступил на шаг, ожидая сиреневых сполохов, но никакая иллюминация не воссияла — «эмвэшка» просто исчезла. Лишь странный голубой туман поплыл над полом, кружась и вызывая покалывание в ладонях.

Кирилл боязливо отступил, но таинственная субстанция уже истаяла, перестала быть.

— Бож-же мой… — проговорил он дребезжащим голосом. — Бож-же мой…

Благоразумно обойдя место, недавно занятое MB, Авинов приблизился к окну и отдёрнул штору. Занимался хмурый рассвет двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот семнадцатого года по Рождеству Христову.

— Так, ну ладно, — громко и бодро повторил корниловец, направляясь на кухню. Хватит ему мировые проблемы решать, пора и о завтраке подумать…