Шон Мерфи: Время новой погоды

– Мистер Президент! – Человек решительно прошел вперед, протягивая для рукопожатия руку и широко улыбаясь. – А можно я буду называть вас просто Спад? Я всегда так хотел познакомиться с вами!

Президент взглянул на секретаря, потом перевел взгляд на Хьюберта, затем снова на секретаря.

– Мне кажется, я просил отменить все встречи на сегодня.

– Боюсь, это довольно деликатное дело, – ответила секретарь. Вид у нее был смущенный.

– Весьма важное, СУЩЕСТВЕННОЕ дело! – произнес посетитель, все еще стоявший с повисшей в воздухе рукой. – Дело необычайной важности для народа и государства.

– Все мои встречи – дело необычайной важности для народа и государства, – отвечал Спад. – Ну да ладно, что у вас за дело?

Рука посетителя упала, он прижал ее к боку.

– Ладно так ладно, – сказал он. – Хотите дела – будет вам дело. Я – Рэнсом Стоунфеллоу-второй, ГИД [7]компании «Пауэр энд Петролеум Консолидейтед», подразделения консорциума «Морлок [8]Мэньюфэкчуринг» и «Табачной компании Дж. П. Моргана»…

– Да-да, – прервал его Президент. – Я знавал вашего отца. Если речь идет о спонсорской поддержке корпораций, вам следовало бы уже знать, что меня такие сделки не интересуют.

– Это выходит за пределы спонсорства. – Стоунфеллоу глубоко затянулся сигарой и выдохнул в воздух комнаты облако дыма. – Это не менее чем… приливная волна будущего! – Он сделал широкий жест, и Хьюберт увидел, как длинный столбик пепла упал на ковер – тот самый ковер в розовую и зеленую клетку, который ему так не нравился. Он мысленно велел себе – не забыть приказать, чтобы ковер почистили к концу недели.

Стоунфеллоу сделал выразительную паузу. Потом посмотрел Президенту прямо в глаза.

– Мой долг предупредить вас, что американское правительство – все целиком – было только что приобретено в собственность посредством игры на бирже.

– Приобретено в собственность? Что вы имеете в виду, черт возьми?!

– Корпоративное приобретение контрольного пакета акций. Очень сожалею, что мне пришлось первым сообщить вам такую новость, но с этого момента Соединенные Штаты начинают функционировать как доходное предприятие под названием «Корпорация Америка», представляя собой подразделение «Пауэр энд Петролеум Консолидейтед», дочерней компании…

– Доходное предприятие?! – воскликнул Президент. – Каким образом? За два столетия с лишним нашей стране ни разу не удалось добиться хоть какого-то дохода!

– Именно поэтому мы и решили вмешаться, – Стоунфеллоу улыбнулся. – Можете рассматривать это как лишение должника права выкупа заложенного имущества, у вас же – невероятные долги! Пока мы с вами тут беседуем, адекватные операции совершаются по всему миру. Зимбабве. Литва. Абджердистан. Мадагаскар. Затем последует серия небольших доходных войн, с их помощью мы сможем приобрести те правительства, которые невозможно приобрести иным путем.

– Но… – пробормотал Спад. – А как же Конституция?

– Конституция имеет отношение лишь к правительствам, – пожал плечами Стоунфеллоу. – Мы, корпорации, можем поступать по собственному разумению.

– Дьявольщина какая-то!

– Нет, – поправил его Стоунфеллоу. – Это бизнес. – Он улыбнулся и снова затянулся сигарой. – Вы увидите, что все документы в абсолютном порядке. Они все разложены для вас стопками в приемной. Чтобы избежать публичных выражений протеста, мы готовы предложить вам небольшой, не очень значительный пост в нашей новой организации. Но с нынешнего дня наша страна будет функционировать под непосредственным руководством ГИДа. А именно – меня.

Спад в растерянности молчал.

– Но зачем… – удалось ему наконец выдавить из себя. – Зачем вы это делаете?

Стоунфеллоу посмотрел на Спада так, будто тот сейчас задал невообразимо глупый вопрос, ответ на который самоочевиден. Он несколько раз моргнул глазами – они у него были какие-то странно пустые.

– Ох, – произнес он, – еще и потому, что это единственный путь установить в мире демократию.

Внизу, на лужайке, «Мечтательные Трупы» уже начинали играть: Хьюберт услышал первые такты мелодии, всегда открывавшей их выступления, – «Сироп из китайской розы».

И пожалел, что не может быть там, внизу.

Самый важный поворотный момент в жизни юного Бадди произошел в одно летнее утро, когда ему было двенадцать лет. Полли тащилась в своем извечном древнем «Рамблере» по подъездной дорожке трейлер-парка, Бадди сидел рядом с ней. Мальчик был уже почти такого же роста, как мать, с длинными руками и ногами, с крупными коленками, с необычайно широким лбом и пристальным взглядом синих глаз, так напоминавших Полли его отца, что ею овладевало какое-то тревожное чувство. Они выехали на улицу, под низко нависшие кроны виргинских дубов и цветущих магнолий; воздух был напоен пряным ароматом огромных белых, низко свисающих цветов. Мать с сыном направились по штатному шоссе, въехали в город, миновали два знакомых светофора на углах (возле каждого светофора – по бензоколонке) и под сплетением проводов, мимо световых табло, пересекая мощенные булыжником улицы и трамвайные рельсы, двинулись по Магнолия-авеню к своей харчевне. Насыщенный парами воздух был густ – в лучших традициях Байю; на тротуарах толпились люди разных цветов кожи и одежды, повсюду звучали слова самых разных наречий.