Светлана Бестужева-Лада: В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III

Однако не все разделяли скорбь по безвременно ушедшей королеве. Ничего не подозревавшая императрица Елизавета Алексеевна, намеревавшаяся отдать визит своей золовке, прибыла на последнюю почтовую станцию перед Штутгартом. Там ей и сообщили о том, что накануне Екатерина Павловна скончалась. Оправившись от первого потрясения, императрица… приказала ехать в Россию, не заезжая в столицу Вюртембергского королевства.

По-видимому, давняя неприязнь оказалась сильнее всех прочих, в том числе и истинно христианских, чувств, если известная своим трепетным отношением к правилам хорошего тона императрица не сочла необходимым отдать последний долг усопшей. Все знали, что императрица Елизавета и королева Екатерина были слишком разными, не любили друг друга, но как люди очень высокого сана должны были соблюдать этикет и поддерживать хотя бы иллюзию семейных добрых отношений.

Этого император Александр не смог простить супруге до самой своей смерти.

— Быть в нескольких верстах от несчастной Като и не приехать, чтобы выразить свои соболезнования вдовцу и сиротам! Это уму непостижимо! Так могла поступить только женщина, которая никогда никого не любила, — вынес приговор император, когда узнал о случившемся.

В Россию известие о неожиданной кончине Екатерины Павловны пришло в середине января. По воле случая, точнее, по жестокой игре судьбы, это известие пришло ко вдовствующей императрице одновременно с последним письмом дочери. Мария Федоровна несколько часов не могла осознать горькую истину и только повторяла, как заведенная?

— Като не умерла… нет, нет, она не умерла… Я этого не хотела, она не могла умереть. Като не умерла…

В самом Штутгарте происходили не менее драматичные, но более будничные события. Оцепеневшая от горя и обессилевшая от пролитых слез Мария в который уж раз перечитывала записку, врученную ей таинственным доктором в Бадене:

«Есть все основания предполагать наличие опухоли мозга, скорее всего — неоперабельной. Без специальной аппаратуры нет стопроцентной уверенности, но при сложивших обстоятельствах, когда операция невозможно, королева обречена. Она может прожить еще максимум год, при условии, что будет очень беречь себя. Но если она действительно беременна, роды ее убьют однозначно.

Словом, летальный исход может наступить в любую минуту, от любого напряжения и от любого недомогания. К этому и следует готовиться. Вам решать, сообщать ли диагноз королеве и ее близким. Те лекарства, которые я даю, могут лишь облегчить неизбежные страдания — не более того.

Следует также знать, что предрасположенность к таким заболеваниям передается по наследству, причем вперекрест — от отца к дочери, от матери — к сыну. Судя по тому, что мне известно, обе старшие сестры королевы умерли от аналогичного заболевания, возможно, им страдал и император Павел. Но это все — гипотезы.

Главное — уберечь от возможной опасности сыновей королевы, поскольку ее дочерям с этой стороны ничего не грозит. Но это уже — вне моей компетенции.

При случае внезапной потери сознания или сильного приступа головной боли надлежит…»

Далее следовал подробный перечень необходимых действий, который Мария уже знала наизусть. Они не понадобились — королева скончалась почти без страданий и боли, словно уснула. Благо для нее самой — и трагедия для оставшихся, любивших ее людей, которые не были готовы к такому стремительному концу.

— Я не уберегла ее, — прошептала Мария почти беззвучно. — И никто бы не уберег. Историю нельзя изменить, нельзя переписать. Все тщетно…

По версии придворных медиков, королева скончалась от удара вследствие «нервической лихорадки». И Мария не собиралась эту версию опровергать. Зачем? Возможно, срок ее миссии тоже истек, и нужно возвращаться. Но как же трудно, как невероятно трудно расстаться с тридцатью пятью годами прожитой здесь жизни! Если бы ей позволили остаться…

В это время в дверь комнаты Марии деликатно постучали. Камергер самого короля пришел просить ее немедленно явиться к монарху, который желал с ней побеседовать. Мария вытерла глаза и последовала за придворным.

Король Вильгельм принял ее стоя у камина. Он не предложил ей сесть, не озаботился какими-то вступительными фразами. Мария не верила своим глазам и ушам: перед ней стоял совсем другой человек, истинный сын своего отца, жестокий, непреклонный и не склонный к сантиментам.

— Мадам, я благодарю вас за многолетнюю службу при моей дорогой супруге. Соответствующее вознаграждение вам, разумеется, будет выплачено, так пожелала королева в своем завещании. Но о том, что вы должны оставаться в Штутгарте, там ничего не говорится. Я думаю, вам лучше вернуться в Россию, и чем скорее — тем лучше.