Мы стояли на холме, по склонам которого раскинулись виноградники Поблия. За десять лет, протекших с того дня, когда Ней убил Неоптолема, мы никогда не говорили о той битве, хотя обсуждали что угодно другое — Ней по-прежнему прибегал к помощи своей сивиллы.
Летнее солнце струило на нас теплые лучи, высвечивающие седину в бороде Нея. Где-то поблизости, в лаванде, жужжали пчелы. Я открыла бурдюк и отпила глоток воды.
— Мир теперь не таков, каким мы его знали в юности, — проговорил Ней. — Я слышал от купцов, что Миллаванда погибла, как ты и сказала много лет назад. Библа тоже нет. Остался лишь Египет.
— Он останется навечно, — ответила я, вспомнив сказания, вырезанные в камне, и изображения богов и героев, навсегда запечатленные в храмах и гробницах на краю пустыни. — Боги Черной Земли сильны.
— Зерно уже не исчисляется в точных мерах, никто не записывает счет. Новые города строят не на побережье, а в укрепленных местах дальше от моря, и никто не посылает корабли в дальние земли. Мир погиб, дни величия остались в прошлом.
— Но мы уцелели. И жизнь, созданная нами, не так уж плоха.
На склоне внизу переплетались листьями виноградные лозы, чуть поодаль тянулись к солнцу молодые оливы. Муж Илы — не моряк, но земледелец — насадил на своей земле деревья, которые будут плодоносить для его потомков.
— Такое не имеет цены, — кивнул Ней, беря у меня бурдюк с водой. Мы иногда приходили сюда, если ему хотелось поговорить наедине со своей прорицательницей. Я еще не передала эту обязанность Кианне, хотя в будущем ей предстоит служить и нынешнему правителю, и двум молодым царям, которые придут следом.
— Мне пятьдесят три, — сказал Ней. — И я видел, как мир гибнет и рождается снова. Более чем достаточно для одной жизни.
— Так и есть. Ней.
Он отпил воды и передал бурдюк мне. Сделав еще несколько глотков, я отбросила со лба волосы — уже больше седые, чем черные.
Небольшое прибрежное судно поднималось по реке к городу — рыбацкая лодка, возвращающаяся с утренней ловли.
— Там, кажется, Маркай на «Морской чайке»? — Глаза Нея утратили былую зоркость.
— Да, — кивнула я. Лодка свернула в проток, все десять весел двигались точно и слаженно.
— Как ты думаешь, помнят ли они нас там, за Рекой? Те, кого мы любили?
Я обернулась к нему и взглянула в светлые глаза, такие же знакомые и лучистые, как небо над нами. Тот же вопрос он задавал мне на острове Мертвых, где плавные волны омывали безжизненный бледный город, покоящийся под толщей воды. Сейчас я была не так уверена в ответе.
— Не знаю, мой царь. В детстве меня учили, что, пересекая вторую Реку, Память, мы все забываем. Но пока мы живем в Бесконечных Полях, воспоминания живы. Теперь же… не знаю.
Он улыбнулся:
— Моя госпожа, чему бы нас ни учили, что бы ни сулила нам воля богов — я буду помнить тебя до конца времен.
Я закрыла глаза и вновь открыла — он все так же мне улыбался.
— Мой милый царевич, я тоже буду тебя помнить. — В тот миг я не чувствовала на себе Ее руку, но с предельной ясностью знала, что обещание исполнится.
Рыбацкая лодка уже подходила к причалу. Маркай стоял у кормила, подставив солнцу загорелую грудь, кожаный шнур удерживал откинутые назад черные волосы.
Я прислонилась к плечу Нея; он обнял меня, держа мою ладонь в своей.
Раздался радостный вопль, и моя четырехлетняя внучка понеслась к пристани. Маркай легко спрыгнул на берег и, смеясь, подхватил ее на плечо. Длинные черные волосы девочки разметались по ветру.
И мир наконец обрел цельность.
Роман «Черные корабли» основан на сюжете «Энеиды» — в своем роде исторического повествования. Римский поэт Публий Вергилий Марон, обычно называемый Вергилием, написал «Энеиду» в конце первого века до нашей эры, в ранние годы правления Августа. В Риме тогда возрос интерес к Греции и греческой культуре, в том числе к «Илиаде» и «Одиссее» — великим эпическим поэмам, которые рассказывают о Троянской войне и последующих странствиях Одиссея. Обе поэмы до сих пор остаются классическим образцом повествования о сражениях и приключениях.
Вергилий в попытке отразить захватывающую красоту греческого эпоса задумал создать на римском материале поэму, которая стала бы самостоятельным явлением литературы. Ему нужна была повесть из истории Рима, способная привлечь внимание публики и, главное, императора Августа, — и Вергилий написал поэму об Энее, последнем царевиче Трои, который после многих испытаний находит троянцам новую родину и становится прародителем будущих римлян.
Читать дальше