Гэрет Уильямс - Часть 7 - ...да не будет разорвано Богом.

"Сатама". Титул был минбарским и очень старым. Он значил "Благословенный поводырь". Она пыталась от него отказаться, но никто не послушал, и даже не—минбарцы, такие как Дасури, начали пользоваться им.

— Очередное госпитальное судно? — спросила она. Здесь никого не ожидалось. Может быть, случилось сражение?

— Нет, Сатама. Они... он... сказал, что желает говорить с вами лично. Они... он... был... настойчив....

— О. — выдохнула она. Она чувствовала, что знает кто это может быть. Она внезапно почувствовала леденящий холод, хотя раньше его и не замечала. — Где он?

— Небесный Зал, Сатама. Я... сделала правильно?

— Да. — уверила она ее. — Очень подходяще. Она всегда любил высокие залы.

— О... Боже... боже...

— Кроме того, это удержит его и, следовательно, тех кто с ним, подальше от пациентов.

— Она не имела желания узнавать как они отреагируют на вид ее посетителей.

— Катренн, ты можешь попросить кого—нибудь другого сказать ему, что я скоро приду?

— Я... Я могу сама.

— Ты не боишься? — Она чувствовала себя неловко. Катренн так отчаянно старалась угодить, так трогательно хотела быть полезной, всегда страшилась того, что однажды ее выкинут вон, обратно в галактику. Словно она могла бы так сделать. Она кивнула.

— Хорошо, Катренн. Если можешь — скажи ему что я скоро приду. Предложи ему и его спутникам подкрепиться. Он откажется, я уверена, но может быть, согласится кто—то из его компаньонов..

— Да, Сатама. Предложить им питье. Должна ли я предложить им также и еды?

— Да. — Запасы у них были небольшие, но она была уверена, что предложение будет отвергнуто, так что не все ли равно? — Катренн не позволяй ему касаться тебя. Даже если он попросит — скажи "нет". Не смотри ему в глаза, что бы он тебе ни предлагал.

— Да... Сатама. Значит, он действительно такой злой? Я всегда слышала...

— Злой? Нет, у него много разных ликов, но зла среди них нет. Впрочем, я боюсь что его прикосновение или даже взгляд обожжет тебя. Тебе не стоит этого делать, я могу попросить кого—нибудь еще.

— Я могу. — проговорил Дасури.

— Нет. — ответила Катренн, глядя на нее широко открытыми глазами. — Я это сделаю. Я это сделаю. — Она быстро вышла.

— Хочешь, я буду с тобой на встрече? — спросил Дасури.

— Нет. — ответила она. — Лучше, если я увижу его наедине. Должно быть, это важно для него, раз уж он явился сюда. Я почти что боюсь гадать — почему.

— Потому ты и хочешь, чтобы он подождал?

— Зачем же еще?

— Не думаю, что ты просто хочешь заставить его ждать.

— Нет, конечно же, нет. Он мог бы сделать подобное, если б ситуация была обратной, но я в этом сомневаюсь. Он знает, что могущество не стоит растрачивать на детские игры. Мне просто нужно время, чтобы подумать и собраться. Это будет не простая встреча. Кроме того, я должна закончить свой обход пациентов, и я не позволю ему меня остановить.

Дасури кивнул и молча пошел следом в шаге от нее. Он чаще сопровождал ее, нежели отказывался, и она была рада его компании. Он знал, когда промолчать и когда говорить, что было редким и недооцененным даром.

Было сколько—то улучшений и сколько—то ухудшений, но большинство пациентов пребывали в неизменном состоянии. Юная девочка—нарн, судя по всему, поправлялась, хотя ее сломанная нога, возможно, никогда не восстановится полностью. Пилоту—дрази стало хуже, он начал бредить. Возможно, он не переживет эту неделю, хоть она и надеялась ошибиться. Ей доводилось ошибаться прежде. Народ Дасури был силен и вынослив.

Человек был последним, как обычно. Его безумие имело свойство раздражать других. Бред вслух и вопли не были необычными — только что умерший дрази был в этом мастером. Но этот человек казался более... настойчивее других. Кричал он редко, все больше шептал. Искренность и раскаяние в его голосе были леденящими. Просто оказаться рядом с ним для многих было достаточно, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке. Даже Дасури не любил оставаться с ним рядом.

Он был здесь уже несколько недель, и поначалу она думала что он умрет за считанные дни. Его телесные раны были не особенно тяжелы, и, в основном, касались его лица. Его глаза были вырваны, повсюду на лице были глубокие борозды и царапины, которые полностью разрушили его внешность и сделали его неузнаваемым. Все эти раны были явно нанесены самим собой, о чем свидетельствовали отметины на руках. Правая его рука была особенно искалечена, пальцы были переломаны и скрючены.

Нет, он, возможно, оправится от телесных ран, хоть и останется навсегда слепым и, возможно, никогда не сможет пользоваться руками. Настоящие раны были в его психике. Он видел вещи, которых не смог вынести и его разум не смог принять их.