Александр Афанасьев: Наступление ч. 3 (СИ)

Усерган — можете смеяться, хотя смеяться тут не над чем — родился в семье военного, более того — военного, всей душой стоявшего за Саурскую революцию, и немало сделавшему для закрепления ее завоеваний. Увы… получилось так, что он был не в той фракции, он был за Хальг, потому что в армии вообще были сильны позиции халькистов, и когда Амина убили — парчамисты устроили ответный террор. К отцу, который был подполковником и служил в провинции Нангархар позвонили и сказали, что за ним уже выехали. Тогда он взял с собой всех преданных лично ему солдат и офицеров — а таких набралось полполка — и ушел с ними в Пакистан. Он был не единственный такой… когда свергли принца Дауда, уходили в Пакистан монархисты, потом, когда в партии начались разногласия и лидера Парчам Бабрака Кармаля отправили послом в Чехословакию, а потом — ну конечно же! — раскрыли заговор — в Пакистан потянулись парчамисты. Потом, когда схватка пошла уже внутри Халька и Амин убил Тараки — в Пакистан пришлось бежать сторонникам Тараки, потому что Амин был скор на расправу и беспощаден. Потом. Когда шурави убили Амина, и к власти вернулся Кармаль — бежать пришлось аминистам, каковых было половина офицерского корпуса, потому что за партийную работу в армии отвечал именно Амин. Так, по стране волна за волной катился террор, перемалывая в мясо своими окровавленными лезвиями все больше и больше людей, жертвы становились палачами, а потом — опять жертвами, и конца-края этому не было видно, и то, что произошло потом — началось отнюдь не на пустом месте. Тот, кто не хотел посмотреть в дула винтовок расстрельного взвода всегда имел выход — собрать преданных лично тебе людей и мотануть в Пакистан, благо из Кабула — день пути, даже меньше. Пакистан принимает недовольных всегда, и там каждому найдется место… воевать против тех, кто только что хотел тебя расстрелять. Вот и отец Усергана попал в банду, подконтрольную Гульбеддитину Хекматьяру, а там амером был офицер, у которого он служил, и которого в свое время хотел расстрелять за измену делу Саурской революции. Посмотрели они друг другу в глаза: два года назад они были сослуживцами, год назад — смертельными врагами, сейчас амер имел право расстрелять любого подчиненного по своему усмотрению… только зачем, ради чего? Так и стали воевать вместе уже против народной власти, а потом отец погиб и его бывший командир тоже погиб, когда кто-то предал, и ракетный удар шурави накрыл точно то место, где банда остановилась на ночевку, перемолов в фарш и парчамистов, и халькистов, и бандитов — всех. Ну, а об оставшемся сиротой Усергане позаботились — отдали в медресе, где преподавал мулла Хабибулла, у которого было другое имя, и который приехал издалека, из Саудовской Аравии. Коран мулла знал плохо, потому что хороший мулла не поедет в такую глушь — зато хорошо знал, почему надо убивать неверных и умел хорошо объяснить это подросткам. Усерган, у которого от рук шурави погиб отец, и который выглядел как хазареец, которые не воюют и которых обычно не подозревают в дурном — оказался ценным приобретением для арабских экстремистов, спонсируемых ЦРУ и готовящихся перевести войну освободительную в войну террористическую.

Он был почти неграмотен, потому что в лагерях беженцев не учат грамоте, там учат совершенно другому, он был наивен. Ему сказали, что надо, как только он увидит автобус, на котором возят детей шурави — оставить на его пути свою телегу и бежать со всех ног, пока не увидит такси, на котором ездит Зардак, и Зардак увезет его от посольства. Он не знал, что на телегу погрузили десять килограммов взрывчатки, а сверху положили три мешка с болтами, гайками, гвоздями — и что от такого взрыва ему никак не убежать. Он делал то, что должен, он помнил как самое дорогое не слова отца, а слова муллы Хабибуллы, рассказывающего о том, как важно воевать с неверными и какая награда ждет тех, кто отдаст свои жизни на пути джихада. Наверное, если бы ему сказали, что он должен отдать сегодня свою жизнь за несколько десятков жизней неверных он бы согласился, но амер поосторожничал, и не только не сказал ему это — но и отправил следом контролером — Зардака.

Бодро топая обутыми ногами по выстуженной земле — в лагерях беженцев были те, кто всю зиму ходил босиком, он перешел мост, и пошел по направлению к советскому посольству, толкая за собой телегу. Про себя он повторял ду'а, которому научил его мулла Хабибулла, он говорил, что если постоянно повторять это — тебе не страшны никакие враги, лишь бы ты был чист помыслами перед Аллахом и твердо шел по его пути. И если даже тебе придется умереть на пути Аллаха — умирая с этими словами на устах, ты обязательно попадешь в рай, где тебя будут ждать семьдесят две девственницы.