Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

— Не стоит. Мне кажется, его памятник должен быть из немецкого мрамора.

— Я думал об этом. Есть протокол о намерениях с Рейнланд-Пфальцем, — мгновенно предложил другое решение Рёстлер.

— Вот это лучше. Я понимаю, Франция, он там воевал… Но это все-таки дом, родина… Эх, жаль, что у меня остался только один внук… — Демански задумался. Его внук был не кем иным, как сыном Ройтера. Смерть героя была для него еще и личной потерей. Демански не верил в конспирологию. Для него, финансиста, единственной реальностью были цифры, а смерть в последнее время слишком очевидным фактором финансовых рисков, чтобы в нее не верить.

— Ну-у-у… я надеюсь… Анна… еще достаточно молода… — выдавил, с трудом подбирая слова, «Душка-Ганс» — так прозвали Рёстлера в 1-й флотилии за виртуозное умение корчить «своего парня» в любой компании — хоть в матросском кубрике, хоть в штабе, хоть в местном отделении гестапо.

— Э-э… — неопределенно махнул рукой Демански. — Это уже эрзац. Война выкашивает лучших… Увы… Жаль, что я так мало знал своего несостоявшегося зятя… Возможно, он был бы хорошим промышленником или биржевиком после войны…

— А как ваш бразильский проект? — перевел тему Рёстлер.

— Движется, — уклончиво ответил богемец. Он не хотел вдаваться в подробности. Да и к чему они рёстлеру? Он — человек Гиммлера, а в данном случае что Гиммлер, что Канарис — разницы никакой. Оба хуже. — Как ваше чудо-оружие?

— Движется, — в тон ему ответил Рёстлер — Не так быстро, как хотелось бы, но, думаю, к концу года мы получим опытные образцы.

— И что, «томми» будут повержены в вечную тьму?

— Не надо иронизировать. Вот представьте себе — корабль вне зоны поражения любым оружием, включая «Фау». Да к тому же «Фау» не точна, как известно. Так вот, корабль готовится выйти на боевой курс и нанести удар. Ничто не предвещает беды — вдруг вокруг него вода как будто закипает, меняет свою плотность, и корабль погружается в воду вместе со всем экипажем. Море выплевывает брусья, ящики и прочий хлам. Другой вариант — нам нужно захватить корабль. Я посылаю импульс, которым вызываю у команды необъяснимое чувство паники. Объявляется шлюпочная тревога, через 15 минут корабль в полном боевом снаряжении готов к принятию трофейной командой. Третий вариант — я перестраиваю систему из боевого положения в разведывательное — я могу слышать все переговоры команды, причем на расстоянии сотни километров. Впечатляет?

— Несомненно. Но неужели ничего подобного нет ни у кого из союзников?

— Нет… — Рёстлер щелкнул пальцами. — И не будет. Проект «Радуга» родил пшик. Я говорил. Нельзя верить этой заднице с ушами — Эйнштейну. Все, что у них получилось, — они засунули корабль в поле, а как управлять этим полем, не имеют представления, ну он у них и вывалился тут же. При этом полкоманды сошло с ума. А что ты хочешь? Окажись вдруг вне поля времени? Кто хочешь сойдет с ума. Уверяю вас, просто нам не с чем сравнить, мы никогда в таком состоянии не оказывались. Мы-то действовали умнее в сорок первом.

— Вы уже тогда что-то переместили?

— Кое-что переместили. И, уверяю вас, это очень серьёзная боевая единица.

— А русские? У них что-то такое есть?

— А русским это уже теперь не нужно. Зачем, когда они прекрасно справляются, просто тупо увеличивая производство танков. А чего — нет? Стали — завались, вольфрам, молибден — на тебе, нефть — вот, под ногами, только качай… Да и не потянут они сейчас какие-то дорогие проекты. Они измотаны… — Правда, — после небольшой паузы добавил он, — им это не помешает через несколько месяцев быть на границах Рейха. Так что оцените мой совет, я еще в 42-м говорил — инвестировать в России нельзя. Хороши бы вы были, если бы вложились в донецкие шахты.

— На донецкие шахты я поставил огромное количество слаботочного оборудования. Не на одну сотню тысяч марок Так что, что бы вы ни говорили, Ганс, совсем отказаться от инвестиций было нельзя. На этом угле потом ходили наши паровозы и работали электростанции. Так что марка, вложенная в уголь там, — это работающие станки здесь, это снаряды, танки, оружие для армии. Это жизни миллионов немцев. Кто может их оценить?

— Уверяю вас, герр Демански, скоро все изменится. Как бы нам не пришлось считать не погибших, — он кивнул на папку с эскизами, — а уцелевших.

Вероника Лутц не была посвящена в секреты III Империи. Она оставалась простым оберш-райбером. Хотя и при довольно высоком новом непосредственном начальнике — Рёстлере — руководителе группы PERT [7] Руна посвящения. Подталкивает и облегчает процесс качественного изменения сознания (внутреннего посвящения) — на любом уровне. Использование руны «Перт» в магических целях может привести к совершению акта психической смерти — разрыву каузальных и астральных связей между прошлым и будущим человека. в 7-м департаменте Главного управления имперской безопасности. У нее не было оснований не доверять официальному сообщению о смерти Ройтера, роман с которым оставил на ее сердце кровавую рану но и определенно утверждать, что лодка Ройтера погибла, она также не могла. В донесениях, которые проходили через нее в рамках проекта «Ипсилон», фигурировал некто Конрад Нойман. Этот Нойман возник ниоткуда. Вернее не совсем ниоткуда. Как-то в разговоре Рёстлер попросил ее пофантазировать на тему, какую фамилию можно было бы придумать для человека, который умер и снова возродился в новом качестве, — она не придумала ничего лучше, чем Нойман — буквально, «новый человек». Незамысловато, но Рёстлеру понравилось. О разговоре забыли. Но после того, как Ройтер перестал отвечать на запросы, на них отвечал некто Нойман, находящийся примерно в тех же координатах. Слабая, но надежда. Вера в Бога и молитва — единственное, что у нее осталось. Пути господни неисповедимы, а значит, не стоит пытаться постичь смысл той великой мистерии, которую разыгрывает Создатель. Надо любить и молиться. Все-таки она — солдат. Пусть от нее мало что зависит, но свое архивное дело она будет выполнять, как положено истинно верующей исполнять епитимью. Такова ее судьба. Но ведь, если задуматься, судьба-то не такая уж и злодейка. Вероника не была красавицей и хорошо это понимала. По сравнению с той же Эрикой у нее не было шансов — замкнутая, худенькая, бледная, в смешных очках типа «велосипед»… И Эрика — пышная красотка, менявшая мужиков как перчатки! Эрика презирала эту выскочку из Рейнланда. Презирала и завидовала. У этой драной сучки мало того, что есть… был… муж, так еще она умудрилась окрутить героического Ройтера, хлопая глазками из-за своей конторки, если б не этот заморыш — так Ройтер был бы ее, Эрики, навеки! Мужики вообще козлы — западают на кости и сиськи размером с прыщик! При этом их еще и убивают… «Неуставной» роман с Ройтером и шумные его последствия действительно могли бы привести Веронику на Восточный фронт, но вопреки стараниям недоброжелателей и флотских бюрократов этот роман привел ее в Берлин, на Принц-Альбрехтштрассе, под крыло могущественного Рёстлера, что могло считаться для невзрачной сотрудницы гарнизонной библиотеки г. Бреста просто-таки головокружительной карьерой.