Владимир Лебедев: Царский духовник

Слышались в толпе благословения, слышались стоны и мольбы жалобные.

Ближе подошел князь Воротынский к наставнику царскому, но не приметил его старый священник. Беседовал он с каким-то парнем высоким и плечистым, да только с одним изъяном - без правой руки. Мрачно было лицо молодца, и говорил он со старцем хмуро и отрывисто:

- Был я под Казанью. Я из кабальных людей боярина Шереметева. Когда острог татарский приступом брали, шел я грудью за боярином моим, немало татар меч мой уложил, да под конец на такого удальца напал, что он мне единым махом правую руку отсек. Едва выжил я после той битвы, и теперь непригоден ни для какой работы. Видишь, чай, сам, что без правой руки сделаешь! Как пришли мы домой, разгневался на меня боярин, не велел кормить и вон прогнал из своей усадьбы, от тебя-де никакой пользы нет, только лишний рот. Вот и стал я нищим, бродягою.

Слушал отец Сильвестр парня и глядел на него с жалостью сердечною. Положил он руку худую молодцу на могучее плечо и ласково улыбнулся:

- Не кручинься, сын мой. Царь Иоанн не оставит того, кто за него кровь проливал в бою. А до тех пор живи у меня в хоромах - нужды знать не будешь.

Поглядел на доброго старца парень, дивясь немало, поклонился в пояс и в сторону отошел.

Тут протеснился к отцу Сильвестру стремянной боярина приехавшего и оповестил:

- ПБоярин князь Воротынский от царя приехал.

Не стал торопиться старец навстречу знатному гостю. Еще приметил он среди толпы оборванной некую жену бледную, изможденную, с младенцем на руках. Подошел он к ней, о ее нужде спросил и послал ее тотчас же туда, где у него бедные и убогие приют находили.

- Иди, болезная, иди с младенцем своим, - молвил он кротко и благостно. - Там тебя накормят, оденут и за дитятком уход будет.

Только уж тогда обернулся старец Сильвестр к боярину приезжему. И пора было: гордый князь Воротынский, прибыв послом от самого царя, ждал привета и почтения великого. Видя, что медлит старец, сильно он разгневался и грозно сдвинул свои брови седые.

- Добро пожаловать, боярин князь, в мои хоромы убогие. Прости, что замешкался я с теми бедными да сирыми; у них, кроме старца Сильвестра, нет защиты и помоги.

Промолчал сердитый князь; повел его старец к себе, в горницу простую, усадил в углу красном и спросил:

- Чем тебя потчевать, князь Владимир?

Но не хотел гневный боярин даже, по древнему обычаю, хозяйских хлеба-соли отведать. Грозно взглянул он на доброго старца:

- Царское слово промедления не терпит. Слушай, старец Сильвестр, наказ царский!

Время тебе стольный град Москву оставить, царю-государю боле не докучать; не надобны ему твои советы и наставления. Милостив царь Иоанн Васильевич: дозволил он тебе какой хочешь монастырь избрать, только дальний и небогатый. Кончай там свои дни в мире и молитве, а о делах государских и думать забудь.

Мыслил князь Владимир Воротынский, что будет опала царская для старца Сильвестра невзгодой великой, нежданною. Ждал он слез и жалоб, ждал укоров и молений. Но остался спокоен старый священник, и по-прежнему кротко смотрели на сердитого князя его старческие очи. Низко поклонился он посланнику царскому, и покорно звучала его речь ответная:

- Слушаю приказа царского. Коли не угоден я царю, на то Божия воля. Доведи, князь, до царя, что наутро уже уеду я из Москвы стольной. Сборы у меня недолгие…

Дай Господь молодому царю и державе его всякой удачи и счастья.

Подивился князь Владимир Воротынский и не нашелся ничего старцу сказать. Опять шевельнулась в сердце его жалость, опять укор совести пробужденной почуял он в душе своей…

Молча простился князь со старцем и уехал в своей колымаге богатой ко двору царскому, а отец Сильвестр снова вошел к своим беднякам и убогим и снова стал их утешать и милостынею оделять. По-прежнему было ласково лицо его, по-прежнему мирен взор, по-прежнему тих и кроток голос. Только приметили его слуги, что на этот раз отец Сильвестр больше обычного обделял нищих казной и никого более к себе в хоромы жить не звал. А когда разошелся неимущий люд от старца Сильвестра, позвал он своих слуг немногих и разделил меж ними все свое богатство невеликое.

Как узнали слуги, что уезжает их старец из Москвы, что пришла на него опала царская, глубоко они запечалились. Стали один, другой и третий проситься за старцем в его изгнание внезапное, но никого не взял с собою старец Сильвестр.

- Буду я жить в монастыре дальнем отшельником простым, иноком бедным…