Как разразился над Москвой пожар великий, стал Сенюшка изо всех своих сил малых погорельцам помогать: таскал он им пожитки из домов загоревшихся, детишек малых из хором на спине выносил… Да уж больно неосторожным был паренек - прямо в самый огонь лез, ближним помогая… Не оглянулся он вовремя, не приметил, что рушится сруб избы пылающей, и угодила прямо в него тяжелая балка обугленная. Задело его бревно горелое по плечу и тяжко ушибло; упал парнишка на землю без памяти.
Некому было помочь сироте, сей же час все о нем позабыли… Долго-долго лежал он среди облаков дыма густого, не чуя в себе силушки, чтобы хоть малость двинуться…
А потом, когда какой-то сердолюбец нежданный облил его ведром воды студеной, поднялся Сенюшка и побрел от огня подалее. Добрался он до забора знакомого, где не раз в ночки теплые летние ночевывал, и прилег там на травку зеленую отдохнуть от боли да устали. Тут опять заломило у него плечо ушибленное, стал он стонать, метаться и бредить…
Увидел парнишку покинутого добрый старец пришлый, жалко ему стало отрока… Подсел к Сенюшке старик, оторвал от рясы своей кусок ткани изрядный, помочил его в лужице соседней и парнишке к больному месту приложил. Положил старец к себе на колени голову отрока недужного, волосы спутанные ему расправил, осмотрел ушибы его и ожоги сильные… Опамятовался парнишка, спервоначалу испугался старика неведомого, а потом, видя его уход любвеобильный и заботы кроткие, обрадовался бедный Сенюшка сердцем своим сирым. К тому же и полегчало ему сразу, перестало плечо жечь, и лом в костях ушибленных остановился. Протянул парнишка руку костлявую доброму старику и спросил, проливая слезы благодарные:
- Как звать тебя, дедушка добрый?
- Ах ты, дитятко мое доброе, - умилился захожий старец. - Вот ведь душа-то чистая. Да зачем же тебе знать, как зовут меня?
- Бога буду за тебя молить, - ответил парнишка.
- Ин скажу тебе: Сильвестром меня звать, священником…
Долго еще отхаживал отец Сильвестр парнишку недужного; за свою жизнь пастырскую приобвык он лечить больных да увечных, для него то привычное дело было.
Тем временем на Варварской улице новая смута пошла. Откуда ни возьмись нахлынули на нее новые толпы голытьбы московской. Были они все хмельны и свирепы, несло от них гарью, копотью и зеленым вином. Во все свои глотки осипшие горланили оборванцы, угрожая кому-то злой местью, карой страшной за пожар московский.
Слепо и гневно искала толпа виновников бедствия народного.
- Кто Москву поджег? - раздавался крик неистовый.
- Вестимо, кто поджег! - отвечали другие буяны горластые. - Чай, ведомо, кто Москвой правит!
- Глинские Москву спалили!
- Князьям Глинским наша беда по душе!
- Обошли царя юного.
- И холопьев их видали!
- Под храмы Божии огонь кидали!
Разливалась дикая, свирепая толпа все дальше и дальше по Варварской улице; каждый вопил во всю мочь, каждый поносил и проклинал Глинских… У многих сверкали в руках топоры и бердыши, другие кольями тяжелыми обожженными размахивали. Сгустился народ на Варварской улице и площади Преображенской так, что один другого давил, теснились все и толкались, кое-где вступали в драку беспричинную, слепую, кое-где те, что послабее, падали на землю, потерявши силы, и, раздавленные тысячью ног тяжелых, тут же со стонами и проклятиями дыхание испускали… Кого только не было в этой толпе обезумевшей! Был тут и черный люд, были и купцы погоревшие, все добро на пожаре потерявшие, были и служивые люди, и чернецы монастырей московских, и дети боярские… Смешались тут старики и молодые, дети и женщины…
Кипела толпа неистовая, все громче становились крики яростные - и опять по всей улице да по всей площади пронеслось имя князей Глинских. Равно проклинал народ и князя Юрия Васильевича, и княгиню Анну.
- Православные! - кричал какой-то чернец дюжий, из послушников простых.
Растолкал он толпу локтями могучими, взобрался на сруб избы начатой и оттуда громовым голосом кричал толпе бушующей: Православные! То княгиня Анна Глинская извела Москву! Всем ведомо, что ходили к ней ведуны да волхвы всякие… Злобилась литовка поганая на народ православный: велела она кости мертвецов вырывать по кладбищам, велела те кости сжигать, а тем пеплом по улицам московским с наговорами дьявольскими сыпать… И где сыпали тем пеплом, там и пожар занялся силой адовой!
Во всю грудь широкую кричал дюжий чернец; многие слышали речи его злобные, другим повторяли, и еще пуще злобилась и ярилась толпа…
Читать дальше