Алексей Лукьянов - Цунами. Сотрясатели Земли

Я бы обнял сейчас своего непутевого брата, но моя правая рука совершенно не была для этого приспособлена. Да и непутевым, если хорошо подумать, был я сам.

— Конечно, прощу, — сказал я. — Куда я денусь?

— У нас друг к другу врожденная привязанность, — пошутил Юся.

В это время драка в коридоре закончилась так же резко, как и началась. Помятый, с рассеченной щекой и залитым кровью пиджаком, мокрый, как цуцик, Кассатикетс появился в коридоре.

— Собирайте манатки, — сказал он. — Вы не оправдали доверия.

И ушел. А мы встали. Кто-то же должен закрыть дверь.

У туалета стоял, запрокинув голову, Макс. Из носа у него текла кровь.

— Представляете, унитаз расстрелял, подонок, — с сильным прононсом сказал он. — Фаянс вдребезги, осколок ему едва в глаз не попал, а он, вонючка, полез искать эту вашу штуку.

— Нашел? — спросил я.

— Вы смеетесь? Это же канализация. Теперь городской отстойник просеивать придется. Через ситечко. Вы чего такие квелые? Мы же победили.

Мне не хотелось расстраивать Макса.

— Можно, мы мультики посмотрим? — спросил я.

— Да смотрите, конечно, — ответил он.

— Разрешите доложить?

— Ну, давайте уже, не тяните резину.

Свиридов включил аудиозапись. Первый слушал и менялся в лице. Как хамелеон: то пунцовел, то бледнел, то шел пятнами. На его красивом лице двигались желваки, раздувались ноздри, губы то сжимались, то кривились в сардонической улыбке. Выразительное лицо.

— Это что?

— Это Мезальянц, звонил на конспиративный номер двенадцатого августа.

— Он что, совсем рехнулся?

— Обладание предметами отрицательно сказывается на здоровье, вы же знаете. На душевном — в том числе.

— Вы таким образом намекаете, чтобы мы прекратили розыски? Или что?

— Он уже сделал первый ход, в Измите. Вы видели, какие там разрушения: огромная трещина в земле образовалась. Про человеческие жертвы уже не говорю — меньше, чем в Армении, но и не мало — приблизительно семнадцать тысяч. И это за три минуты! У меня есть предложение выждать. Если Мезальянц продолжит наступление — попытаемся накрыть его встречным огнем. Но мне кажется, что он не продолжит.

— Вы знаете, что надо делать, когда кажется?!

Свиридов знал. Но идти на принцип не хотел. По опыту он знал, что пережить можно все, в том числе и начальника-самодура. Или уволят, или на повышение пойдет. По всему выходило, что Первый уйдет скоро очень далеко, а Свиридов останется. Если, конечно, не снимут.

— Я считаю, что надо подождать. Не имеет смысла искать его сейчас, когда он, скорей всего, изменил внешность и затаился. Ресурсы истратим, а толку никакого. Такого ценного ресурса в Микронезии лишились из-за спешки.

— Хватит, мы этот вопрос уже обсуждали!

— Мне-то что? Это не мой агент погиб.

Разговор заходил в тупик.

— Ваше предложение?

— Выждать срок. Пять дней можно подождать. Если он не объявится — значит, либо сам погиб, либо затаился. В любом случае предметы быстро не всплывут.

— Вы испытываете мое терпение.

На эту реплику Свиридов ничего не ответил, хотя так и подмывало щелкнуть каблуками и гаркнуть: «Рад стараться!» Мезальянц бы именно так и поступил. Свиридову было жалко такого работника, но независимость суждений и поступков хороша в меру. Не на службе.

— Разрешите идти?

— Идите, — нехотя отпустил Первый.

Чувствовалось, что Первому хочется сказать напоследок что-нибудь обидное, но все казалось мелким и детским.

Ничего, думал Свиридов. Скоро у тебя дел будет невпроворот, и тебе станет не до меня. А я еще поработаю. Если, конечно, не снимут.

Распоряжение о нашей с Юсей депортации пришло на следующий день, на электронную почту Далилы.

Юся зычно храпел, поэтому я почти не разобрал горячего спора между нашей матерью и Максом, хотя и догадывался, что спорят они о вчерашней угрозе красавца. Макс требовал от жены, чтобы она «боролась», а Далила парировала тем, что «у нас дети». И я впервые был на ее стороне. За спокойную жизнь с Юсей я бы сейчас сам взорвал этот Измит со всей Турцией. А еще лучше — Москву. Ведь самый очевидный способ был! Сравнять ее с землей, чтобы и камня на камне не осталось.

Вскоре шум прекратился, и в нашу комнату тихо постучал Макс.

— Заходите, — разрешил я.

Макс проскользнул тигром, прикрыл дверь. Сел на кресло, кивнул на спящего Юсю:

— Как он?

— Нормально, — ответил я. — Только к вечеру что-то закапризничал.

— Он что, и вправду?..

— Он всю жизнь был олигофреном. А как петуха получил в личное пользование, так дела в гору пошли.