Константин Костин: Неинтересное время

Черт! Такая возможность начать свой собственный бизнес накрылась. Сергей уже давно мечтал о том, чтобы прекратить работать на чужого дядю и начать свое дело. Правда, всегда что-то мешало: то отсутствие денег то недостаток знаний то отсутствие желания… Короче, до сих пор все мечтания таковыми и оставались. И тут такая возможность и на тебе: на пути встал деревенский учитель со своим замшелым патриотизмом. Может…

Обдумав неожиданно вкравшуюся в голову мысль Сергей отверг ее как неприемлемую: кража привлекала его еще меньше торговли оружием. Одно дело сесть за продажу раритетного пистолета, какого-нибудь «Манлихера», можно сказать благородная антикваровая статья и другое дело, если тебя поймали за руку при попытке утащить из деревенского музея ржавый плуг, на котором еще в тыща девятьсот замшелом году подписали указ о создании колхоза «Сорок лет без урожая»… Да к черту! Садиться Сергей не собрался по любой статье.

— Денис, — не пришел он к окончательному выводу, — Можно я прогуляюсь сам, просто посмотрю…

— Да можно, конечно, — отмахнулся тот.

Ингвар снял со стены уже две шашки и медленно раскачивал их, явно собираясь показать класс. Девчонки заняли свои позиции у стенки и перешептывались, не обращая ни на Дениса ни на Сергея никакого внимания. Ну, почему ни одна из девушек не смотрит так на него, Сергея?! Чем он хуже Ингвара?! Не умеет крутить мечи, сабли, шашки и прочий холодняк? Не престижная работа? Что не так?!!

Сергей вылетел в коридор, горя жаждой устроить что-нибудь такое… такое… Ну чтобы все ахнули!!! Ага!!! Не нужен мне чистоплюй Денис!!! Воровать плохо? ХА!!! Все состояния нажиты воровством! Закон жизни!

«И пока ты сидишь за воровство, твое состояние прогуливают наследники. Закон Фостерс», — съязвило не вовремя проснувшееся подсознание, склонное у Сергея к циничным шуткам.

Ну, уж нет! Не такой я дурак, чтобы попадаться. Сегодня только высмотрю что-то ценное (если, конечно, смогу отличить ценное от бесценного… тьфу, неценного… малоценного… Дешевки, короче!). А потом, может, через годик приеду еще разок и упру! Продам, разбогатею, открою собственное дело, куплю квартиру, машину… Вот тогда посмотрим, девочки, на кого вы будете глядеть: на меня, всего такого крутого-продвинутого или на Ингвара, у которого из мебели только кафедра в институте.

Сергей остановился посредине коридора. Медленно огляделся, как алкоголик, попавший на винный склад: все твое, поэтому некуда торопиться можно посмаковать сам момент выбора, и только потом уже насладиться и вкусом вина, а поскольку внимательно он пока не присматривался, то ценным кажется все. Сергею раньше не приходило в голову заниматься антиквариатом, а поэтому он и не знал, что будет поценнее. Может быть, какие-нибудь фашистские регалии? Возможно, в этом деревенском складе рухляди отыщутся секретные бумаги подписанные Гитлером или там Сталиным бумаги? Такие бумаги, говорят, ценее всего остального будут. Или, скажем, медальон обер-лейтенанта Отто Ларинголога, пропавшего без вести еще в сорок первом в этих краях. Сентиментальные немцы неплохо платят за такое. Ладно, хорош мечтать, пора выбирать…

Ближе всего находилась крашеная белой масляной краской филенчатая дверь. На ней красовалась деревянная резная табличка: «Уголок суеверий». Сергей повернул ручку, тусклую, латунную. Дверь открылась бесшумно, щелкнул выключатель. Уголок оказался небольшой комнаткой, в которой во времена школы наверняка располагался не класс а какое-нибудь подсобное помещение. Застекленные стенды на стенах, несколько витрин. Все. Ценного тут, похоже, немного… Ну, надо же с чего-то начинать.

Видимо, при создании музея в довоенные времена, суеверием считалось православие. По крайней мере только с той поры могли сохраниться вон те небольшие иконки, деревянные, картонные. Даже бумажные… Было еще несколько медных, покрытых толстыми слоями зеленой окиси. Раньше здесь почтительные прихожане может быть прятали от большевиков большие иконы из какой-нибудь разрушенной церквушки. Но сейчас остались только эти, представляющие чисто исторический интерес.

В другом планшете на темном выгоревшем бархате красовалась россыпь нательных крестиков, среди которых Сергей увидел даже банальный алюминиевый, точно такой же, с которым крестили его самого. Каждый был снабжен маленькой табличкой, пояснявшей откуда экспонат. У одного крестика, тоже алюминиевого, только грубого, с необработанными краями и чуть-чуть кривоватого, табличка поясняла, что раньше он принадлежал лейтенанту (фамилия неразборчиво) и был сделан им самостоятельно из дюраля собственного самолета, сбитого немцами… дальше выгорело окончательно.