Владимир Поселягин - Я - истребитель

— Скоро должен прийти вызов в Москву, на вручение. Вместе полетим, — сказал Никитин.

После взаимных поздравлений я подхватил один из пяти номеров и побежал к Марине, хвастаться.

Пока я сидел у своей девушки, эта столь ожидаемая всеми новость со скоростью МиГа разнеслась по обоим полкам.

Когда я вышел из санчасти, поздравления сыпались со всех сторон, с улыбкой отвечая, я принимал их и приглашал после вручения наград на пирушку.

— Товарищ лейтенант, заранее приглашать — примета плохая, — сказал один из механиков.

— Да? — удивился я.

— Проверено, — веско ответил он.

— Ну тогда больше не буду. — К приметам летчики относились серьезно, не отставал от них и я.

Праздничная лихорадка от таких новостей не прервала боевую работу полков. К обеду пришла заявка на истребительное прикрытие переправы, страдающей от постоянных налетов.

— Работаем парами. Смелов, ты на нижнем эшелоне. Горелик — на среднем, ну а ты, Суворов, как всегда в одиночку, на высоте. Будешь прикрывать нас сверху.

— Понял, товарищ подполковник, — как и все, сказал я.

В полку осталось всего одиннадцать латаных-перелатаных «чаек», которые на своей крепкой спине выносили первые месяцы войны.

Машина капитана Горелика, насколько я знал, была подбита пять раз. Пять раз она садилась на вынужденную, сменила двух летчиков, пока не остановилась на Горелике, державшемся на ней уже две недели. Своеобразный рекорд.

Глядя, как «чайки» пошли на взлет, я допил свой чай и махнул рукой, приказывая заводить.

Выносной компрессор запустил мотор, пока я накидывал лямки парашюта и застегивал их. Дождавшись, когда Семеныч покинет кабину, я залез на свое место, махнул рукой, приказывая убрать башмаки, закрыл фонарь и дал газу.

Вылетел я позже на три минуты. По подсчетам наших штабистов, с такой разницей во времени мы должны были прибыть на место одновременно. Посмотрим, не даром ли они едят свой хлеб.

Штабисты ошиблись, я прибыл первым и сразу увидел привычную дюжину бомбардировщиков. Саму переправу они не бомбили, мост оставался цел, они работали по скоплениям войск на обоих берегах.

— Добыча-а! — прорычал я в ларингофон. Радиостанция была включена, так что в динамике, что висел у штаба, все меня слышали.

— Клин, я Лютик. В районе переправы наблюдаю немецкие бомбардировщики в количестве двенадцати штук. Атакую. Как слышите меня? Прием.

Понятное дело, говорил я не открытым текстом, а своеобразным кодом, который мы разработали в нашем полку. Так что те, у кого на руках нет листка с подсказками, не смогут понять, о чем мы говорим.

— Лютик, я Клин. Вас поняли. Атакуйте!

— И-и-и-ие-е-еху-у-у!!! — издал я вопль и бросил свой истребитель вниз, на ведущий бомбовоз.

На первый заход и бомбежку я опоздал, но вот совершить второй заход им не дал. Зенитная батарея, которая азартно стреляла с другого берега, почти сразу же прекратила огонь, как только я атаковал.

Отбомбившись, лаптежники встали в круг и начали пулеметную круговерть.

Именно в этот момент я и свалился на них с четырех километров. С пологого пикирования, набрав приличную скорость, рухнул на ведущего и короткой очередью поджег его. Кувыркнувшись через крыло, он пошел вниз, оставляя черный, какой-то вязкий на вид дым.

Выйдя из атаки, я резко развернулся и атаковал третьего по счету лаптежника, всадив в его желтое брюхо две короткие очереди.

Он последовал за первым, однако из этого бомбера успел выпрыгнуть человечек, что не скажешь про первого, сбитого мною сегодня.

Строй немцев рассыпался. Командира, а ведущим был именно он, сбили, потом второго, и немцы запаниковали, тем более на виду уже появились «чайки», которые вел капитан Горелик. Однако это не означало, что их оставил в покое я. Моя следующая атака вырвала из группы удирающих самолетов еще один лаптежник, который тоже упал неподалеку от переправы.

Самое забавное в этом вылете было то, что связаться с командиром я не мог, то есть у капитана Горелика радиостанции не имелось. Как оказалось, их на «чайках» вообще не было. Общались определенными сигналами, вроде покачивания крыльями и махания рук, это если близко.

Я уже озвучивал генералу Жигареву памятную фразу, сказанную кем-то во время войны:

«Лучше иметь десять самолетов с рациями, чем двадцать без».

Сейчас я понимал эти слова как никогда. Скорости вполне хватало, поэтому, выйдя из глубокого пике, стал в стороне набирать высоту…

Паровоз окутался паром, заскрипел тормозами, залязгал сцепками и остановился, не доезжая до перрона метров сто. Алексей, держась за поручень, выглянул из вагона и внимательно осмотрелся. Судя по виду станции, бомбили ее неоднократно, причем свежие воронки и горящее неподалеку здание, которое тушили два десятка человек, преимущественно женщины, показало, что и сегодня станция не была обделена вниманием немцев.