Майкл Муркок: Левиафан шагает по земле

— Вам не следовало бы сердиться на меня.., нет, у вас есть все причины на меня сердиться. Не то чтобы я думал…

— Да говорите же, ради бога! — я отложил мою книгу в сторону и улыбнулся ему. — Мы же с вами старинные приятели.

— Ну вот что, Муркок, я хотел поговорить насчет рукописи Бастэйбла. Целая куча людей — разумеется, прежде всего из издательской среды, в том числе довольно большое количество членов клуба — ну вот, они думают, что тот парень, что понарассказывал вам все это, попросту водил вас за нос.

— Водил за нос? — я поднял брови. Он жалобно уставился в пол:

— Если не хуже.

— Думаю, вам лучше сказать мне прямо, что там говорилось, — я нахмурился. — Я уверен, что намерения у вас добрые, и заверяю: все, что вы скажете, не пойму превратно. Я знаю вас слишком хорошо, чтобы думать, будто вы хотите меня оскорбить.

Он явно почувствовал облегчение, подошел ближе и уселся в кресло возле меня.

— Итак, — приступил он, — большинство из них думают, что вы стали жертвой изрядного проходимца. Однако некоторые из них полагают, что вы немного… стали слегка эксцентричным. Вроде тех господ, что постоянно предсказывают конец света, анализируют расположение звезд и так далее. Вы, вероятно, понимаете, что я имею в виду.

Увидев, что вместо ответа я улыбаюсь, он помрачнел еще больше.

— Я точно знаю, что вы имеете в виду. Я сам уже принимал это в расчет. Всякому, кто никогда не знал Бастэйбла, его история должна представляться довольно бессвязной. Ну, раз уж вы упомянули о ней, — я вовсе не удивлен, что половина Лондона считает меня сумасшедшим. А почему бы людям так не думать? Я бы решил в точности то же самое, вздумайте вы прийти ко мне с историей, вроде той, что рассказал Бастэйбл. Вы проявляете по отношению ко мне исключительное терпение!

Он слабо улыбнулся моей шутке. Я продолжал:

— Стало быть, вы полагаете меня кандидатом в дом скорби. Ну что ж, у меня, естественно, не имеется ни малейшего доказательства, чтобы убедить вас в обратном. Если бы я только отыскал самого Бастэйбла! Тогда люди могли бы сами составить мнение касательно его истории.

— У вас это превратилось в нечто вроде навязчивой идеи, — доброжелательно заметил мой друг. — Быть может, было бы лучше отправить всю эту историю куда-нибудь на чердак?

— Вы правы. Навязчивая идея. Я все еще уверен, что Бастэйбл говорил правду.

— Но как же…

— Вы полагаете, мне следует отказаться от попыток опубликовать его рассказ.

Искорки беспокойства мелькнули в его глазах.

— Нет ни одного издателя в Лондоне, старина, который теперь взялся бы публиковать вашу рукопись.

Им приходится думать о репутации. Всякий, кто за нее возьмется, тут же превратится в мишень для шуток. Поэтому у вас такие большие трудности. Откажитесь — ради вас самих, ради Бастэйбла, ради всех остальных.

— Может быть, вы правы, — вздохнул я. — Но если бы я мог найти какое-нибудь доказательство, тогда бы вы, возможно, не стали бы смеяться больше надо мной.

— Но как вам найти такое доказательство, которое бы убедило всех?

— Я мог бы отыскать Бастэйбла в Китае и рассказать ему о затруднениях, которые возникли у меня из-за него. Если бы он только согласился отправиться со мной в Лондон, чтобы самому говорить с людьми! Я мог бы передать ему это дело, и пусть он сам беспокоится о рукописи. Что бы вы сказали на сей счет?

Он пожал плечами и сделал странное движение рукой.

— Это было бы куда лучше, чем вообще ничего.

— Но, по вашему мнению, предпочтительнее вообще обо всем позабыть. Вы думаете, нужно спалить бумаги и тем самым оставить всю эту затею раз и навсегда.

— Да, именно так я и считаю. Для вашей же пользы, для пользы Бастэйбла, ради всей вашей семьи. Вы тратите слишком много времени, не говоря уж о деньгах!

— Я знаю, вы искренне тревожитесь о моем благе, — сказал я ему, — но я дал Бастэйблу обещание (пусть даже капитан его никогда не слышал) и намерен сдержать слово, насколько это в моих силах. Несмотря на все, я очень рад, что вы поговорили со мной. Для такого поступка требовалось известное мужество, и я в состоянии оценить ваши добрые намерения. В любом случае мне необходимо подумать.

— Да, — горячо отозвался он, — подумайте еще раз, подумайте хорошенько. Нет никакого смысла продолжать сражение, раз оно проиграно, не так ли? Вы приняли все слишком близко к сердцу, Муркок. Я даже опасался, что вы вышвырнете меня вон. И были бы вовсе не так уж не правы. И снова я рассмеялся: