Последнее, что я видел, были воздушные торпеды, полетевшие в казаков. Я повернулся к люку спиной.
— Демпси, — сказал я, — вы действительно хотите сбросить ещё одну из этих дьявольских бомб? Вы хотите убить Махно и всех его людей?
Демпси обратил ко мне свои печальные глаза:
— Разумеется…
— Но…
— Разумеется, он это сделает, — послышался голос позади меня.
Это был Джугашвили с двумя хорошо вооруженными казаками по бокам. Его появление стало неожиданностью для всех нас.
Стальной Царь засмеялся под своей маской:
— Я хотел бы лично посмотреть па смерть Махно.
— Но ваши люди! — возразил я. — Они остались без командира. Мне показалось, будто против них выступил весь добровольческий флот.
— У них есть Бирчингтонов великан. Он маячит где-то там внизу и вселяет в них силы и надежду.
— Бессмысленный болван, изображение!
— А им большего и не требуется. Кроме того, капитан Бастэйбл, эти парни тоже кое в чем провинились. Они представляют собой анахронизм — их взгляды замедляют ход научного социализма.
Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу. — Вы пожертвовали этими людьми. Они полностью доверяли вам. В своих речах вы называли им цели, за которые они должны сражаться. И они не отступили. Вероятно, все они будут убиты. За что?
— За историю, — ответил он нетерпеливо, как будто я задавал ему детски наивный вопрос. — За будущее.
Миссис Перссон прервала пас:
— Представление о будущем постепенно сменяет представление о боге. Но обе концепции, можно сказать, идентичны в способе их имманентных противоречий и потому в одинаковой степени запутаны для верующих. И чем больше приверженцы веры запутались в её догматах, тем легче жрецам — назовите таких людей, как вам угодно — ими манипулировать. Но поскольку эти жрецы тоже отчаянно запутались, они впадают в ярость, когда их взгляды подвергаются сомнению. И они убивают тех, кто сомневается.
Она говорила быстро, по-английски.
Джугашвили подошел к мостику, встал рядом с Демпси и поднял иссохшую руку, чтобы заставить женщину замолчать.
— Вы станете нашим первым адмиралом, капитан Демпси. Вы будете героем социализма. Не беспокойтесь. Только в Москве и Петербурге живут сотни, тысячи недовольных. Все они поднимутся, чтобы примкнуть к нам. Дайте нам только показать, на что способен научный социализм.
Демпси наклонился вперед и проверил показания приборов.
— Скорость оборотов три четверти, мистер Бастэйбл.
— Есть три четверти, — я передал приказ машинисту.
— Вы поведете наш воздушный корабль в Петербург, — продолжал Джугашвили. — Вы отважный, вы милый человек, капитан Демпси. Вы будете осыпаны всевозможными почестями…
Мы знали, что это было очень в его стиле — умасливать людей, которые ему нужны. Мы знали, что как только Демпси сослужит свою службу, он тоже будет ликвидирован во имя будущего.
— Благодарю, сэр, — ответил Демпси. Он взглянул на профессора Марека, который сидел рядом и царапал какие-то заметки на листке бумаги.
Джугашвили потрепал Демпси по спине.
— Я умею быть благодарным, капитан.
— Разумеется, сэр, — Демпси передал штурману ещё несколько указаний.
Небо было серым и просторным. Легкий дождик брызгал на стекла иллюминаторов. Мы слышали, как он стучит по обшивке. Серый свет подчеркивал бледность Демпси и усиливал впечатление болезненности шелушащейся кожи профессора Марека. «Белинский» казался мне теперь настоящим кораблем мертвецов.
Демпси заметил изменения в работе переднего мотора и склонил голову в сторону. Как всякий хороший воздушный капитан, он все время прислушивался. Вести воздушный корабль — это требует таких же хороших ушей, как и глаз.
— Что-то не так, мистер Бастэйбл. Вы не могли бы сходить и посмотреть моторный отсек?
— Само собой.
Я покинул мостик и, к своему величайшему удивлению, заметил, что миссис Перссон идет за мной.
— Как далеко ещё до лагеря Махно? — спросил я её, когда мы спускались по трапу. Вокруг нас висели только облака.
— Полчаса примерно. Мы должны обезвредить эти бомбы, капитан Бастэйбл.
— Что?
— В этом весь смысл нашего маневра. Мы обезвредим их, и когда они упадут, они не взорвутся. Ради этого мы так долго играли с Джугашвили. Но мы не думали, что он явится на борт.
Я ощутил душевный подъем.
— Но я очень мало понимаю в бомбах, — сказал я. — Особенно в бомбах такого рода.
— Зато я много понимаю. Идемте. Мы пройдем здесь вдоль борта к бомбовому отсеку. Его не охраняют, — она открыла люк и впустила меня в полутьму. Мы спустились по стальному трапу. Я слышал знакомое скрежетанье держателей. Они имели примерно стандартные размеры и были исписаны буквами кириллицы и всякими значками, которые я ещё прежде примечал на оружии казаков. И это — бомбы, способные уничтожить весь мир?
Читать дальше