Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…

Но у всего есть и обратная сторона. Не обнаружив наш отряд, немцы в полной мере отыгрались на мирном населении. То ли просто срывали злость на людях, то ли кто-то наверху дал это распоряжение, чтобы лишить нас поддержки местных… Однако, многие села запылали и много ни в чем не повинных людей было убито. Естественно, и мы не остались в долгу – отряд старался в полной мере реализовать мою тезу о размене двух немцев за жизнь каждого убитого ими мирного жителя. Сделать это стало гораздо проще и сложнее одновременно. Проще – потому, что из-за наводнивших окрестности частей противника ходить далеко уже не было потребности, а сложнее – потому, что теперь немцы, похоже, в полной мере осознали партизанскую угрозу. Но никого это не останавливало. После акции в Антополе наш боевой дух поднялся настолько, что даже те, кто был вполне доволен спокойным просиживанием штанов в лесу, начали рваться в бой. Даже само собой появилось нечто вроде соревнования – кто больше убьет немцев. Причем, такое соревнование шло как на уровне отдельных бойцов, так и на уровне взводов.

Так прошел еще месяц и наступил ноябрь. Наш отряд заматерел уже настолько, что мы, казалось, потеряли всякий страх. Каждый день расходились из лагеря группы. Каждый день немцы подсчитывали жертвы. Каждый день гибли мирные люди. И все это только раскручивало колесо войны все сильнее и сильнее.

Что же касается лично меня, то я получил по полной от Митрофаныча за самодеятельность. Я имею в виду наше нападение на пост фельджандармерии. Но, спустя всего пару недель, когда трофейная форма пошла в дело и командир убедился в эффективности ложных постов, я даже получил благодарность. А если говорить в общем, то этот месяц для меня прошел насыщено. Не в плане боевых действий, а в плане работы в качестве заместителя командира. Митрофаныч загрузил меня по полной! Совещания… Совещания… Организация земляных работ – из-за приближающейся зимы мы решили озаботится хоть каким-то подобием нормального жилья и выкопать землянки, чтобы не встречать морозы в шалашах… Какие-то мелкие вопросы по организации отряда, помощь Селиванову, обучение бойцов подрывному делу… В последнем я преуспел больше всего – после моих лекций по устройству тех деревянных мин и их разборке, бойцы два раза ходили за толом без меня. Кстати, все операции почему-то проходили без меня! Нет, никакого запрета, касающегося моего участия в операциях, не было. Просто постоянно находились какие-то дела в самом лагере. Не до того мне было. Например, как-то я собрался попросить Митрофаныча включить меня в очередную группу, которая должна была устроить засаду у одного из сел, как командир меня "обрадовал" донесением разведки о том, что в трех селах неподалеку разместились крупные – до роты – части немцев, а в одном селе даже появилась часть СС. И снова – совещание, назначенное на вечер, обсуждение разведданных, попытки угадать намерения противника и его дальнейшие действия… А группа ушла после обеда, оставив меня в лагере. Снова собираюсь попроситься на очередное дело – тут же приходит доклад одного из командиров об исчезновении бойца его взвода. Снова совещание, долгие посиделки с Селивановым, расспросы других бойцов взвода о личности пропавшего… В общем, когда я, наконец, снова отправился на боевое задание, то почувствовал даже что-то вроде радости. Даже мысли о том, что я вполне могу с этого задания не вернуться, не лезли мне в голову. До чего же надоела рутина!

Заданием нашей группы, состоящей из двух взводов и группы подрывников, которыми командую я, было организовать налет на небольшую, находящуюся посреди леса, железнодорожную станцию Любомирская. Наш интерес к этой станции был вызван тем, что неподалеку от нее немцы организовали вырубку леса в промышленных масштабах и именно с Любомирской отправляли этот лес по железной дороге. Кроме того, сами немцы не очень-то и желают мозолить себе руки на лесоповале и согнали на работы множество жителей окрестных деревень, включая женщин и детей. Но и охраняется это объект соответственно своей важности – по донесениям разведки, вокруг станции организованы и пулеметные гнезда, и круглосуточное патрулирование железнодорожного полотна… Крепкий орешек нам предстоит.

— Ну, что скажешь? — командир одного из взводов – Пантелеев – ожидающе смотрит на меня, пока я изучаю станцию.

Мы лежим на опушке леса, укрывшись в остатках, еще недавно пышной, а теперь, с наступлением ноября, сильно поредевшей, листвы кустов и нам открывается просто шикарный вид на Любомирскую. Ничего особого из себя станция не представляет – небольшая будка обходчика, недавно построенные два барака, в одном из которых – поменьше – судя по всему, разместились немцы, а в другом – рабочие, штабели подготовленных к отправке бревен и постоянное движение, словно в муравейнике. Как раз, когда мы только подошли к станции, здесь началась погрузка леса на платформы только что подошедшего состава. Повсюду бегают немцы, несколько полицаев следят за тем, как подневольные работники грузят лес… С охраной на станции, судя по увиденному, все в порядке. Я заметил одну пулеметную точку. Еще одну мне показал Пантелеев. Вдоль полотна то и дело прохаживаются патрули. Но самое главное – лес вокруг станции – метров на сто в стороны от нее и около километра вдоль железной дороги – основательно расчищен. Даже пни выкорчевали! Уж не заминировано ли это свободное пространство? Времени, проверить это, пока не было.