Евгений Лотош - Несомненная реальность

— Работа такая, — вздохнул начальник Охранного отделения. — Но не обо мне речь. Итак, здоров?

— Дееспособен, — подчеркнул голосом доктор. — Но такого уникального случая замещения памяти наука еще не знала. Вы понимаете, Сергей Васильевич, человек абсолютно не помнит своего прошлого. А вместо того рассказывает какие-то удивительные сказки про чужой мир, в котором якобы является правителем большого государства. И ведь так рассказывает, что придраться невозможно – стройно, логично, не противореча в деталях, не сбиваясь, не путаясь! А странный язык, который якобы его родной… Мой знакомый лингвист из университета, когда я подсунул ему запись короткого монолога, который господин Кислицын произнес по моей просьбе, заявил, что подобных в природе не существует. По манере построения фраз немного похож на русский, немного на японский, чуть-чуть на немецкий, но, тем не менее, не тот, не другой и не третий. И в то же время не бессмысленный рыбий язык, на котором частенько болтают умалишенные. Характерные грамматические структуры прослеживаются очень четко. Уникально, честное слово, уникально!

— Н-да. Интересно, — Зубатов побарабанил подушечками пальцев друг о друга. — Чем он занимался в последнее время?

— Выпросил книги, учебники. По истории. Я взял ему в публичной библиотеке Ключевского и Соловьева, и он, кажется, осилил почти все. Прямо на лету глотает. Уже попросил что-нибудь из новейшей истории, а еще, сверх того, газет. Иван Афанасьевич вот сегодня из дома собирался привезти подшивку «Русского инвалида».

— Так… — начальник Охранки отложил на низкий журнальный столик папку с историей болезни. — Политические лозунги высказывал?

— Ну что вы! — усмехнулся Болотов. — Он даже не знает, кто такой государь император. Точнее, что такое император, знает, но кто царствует в России сегодня, не имеет ни малейшего представления. Сама фамилия Романовых для него ничего не значит. Только, ради бога, Сергей Васильевич, не пытайтесь по своей привычке называть это крамолой. Ваш – а сейчас и мой – подопечный чист, как слеза младенца.

— Возможно, — не стал спорить чиновник. — Вот что, Михаил Кусаевич, я бы хотел поговорить с ним лично. Надеюсь, он уже достаточно окреп? Напомните, как его по имени-отчеству? Как он сам себя называет?

— Кислицын Олег Захарович. Поговорить?.. Ну что же, можно. Тогда я все же прикажу чаю, чтобы не выглядело слишком официально. А то бывает, что в его состоянии от неожиданного шока самое разное случается. Буйство, например. Или, наоборот, кататония. Зиночка! — Доктор тяжело выбрался из своего кресла и позвонил в колокольчик на столе. — Зиночка!

Олег шагнул через порог кабинета и остановился как вкопанный. Чужой человек, сидящий в кресле и рассматривающий его острым взглядом, показался ему чем-то очень знакомым. Потом он вспомнил.

— Добрый день, — негромко проговорил он. — Простите, не имею чести знать ваше имя. Но в лицо я вас помню. Вы тогда подобрали меня на улице и привезли сюда. Не могу отблагодарить вас ничем, кроме слов, но, похоже, я у вас в долгу.

— Пустое, — мимолетно усмехнулся гость, пристально вглядываясь в лицо Олега. — Да вы присаживайтесь, не стойте столбом.

Олег молча присел на краешек стула с высокой неудобной спинкой. Что-то в его жизни явно менялось. Наконец-то. Психушка вполне приличная, персонал и врачи на изумление вежливы и предупредительны, но – все равно психушка. Задерживаться здесь определенно не стоит. Нужно как можно быстрее сориентироваться в новом свихнутом мире и понять, как вернуться домой. И пришлый человек, он чуял своим обострившимся за последние месяцы нюхом на людей, ему поможет. Пусть и не с возвращением, но все равно поможет.

— Да что вы так напряжены, Олег Захарович, честное слово! — снова усмехнулся гость. — Садитесь вот в кресло. Разговор у нас пойдет долгий, серьезный, на вашем насесте столько не просидишь. Вы чай как, с сахаром вприкуску пьете или в стакан накладываете?

— Без сахара, если можно, — Олег, про себя пожав плечами, переместился в указанное кресло. Теперь они с гостем и доктором, которого Кислицын поначалу не заметил, сидели как бы в углах равностороннего треугольника.

— Что так? — удивленно поднял брови гость.

— И без того фигура расплывается, — пояснил Олег, осторожно прихлебывая из высокого стакана в латунном подстаканнике темный терпкий напиток, к местному вкусу которого еще не приноровился. — Хоть и пытаюсь… пытался в спортзале напрягаться… раз в две недели, блин… все равно работа сидячая, жир копится. Простите, вы все же не могли бы представиться? А то неудобно как-то разговаривать.