Евгений Лотош - Несомненная реальность

«…техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная…»

…ну, господин Координатор, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Внезапно раздавшееся тиканье часов заставило Олега подпрыгнуть в кресле. Воздух, прогоняя удушье, хлынул в легкие свежей струей, словно вода в глотку умирающего от жажды. Скрипнула отворяемая дверь, и вошедший с крыльца Крупецкий с удивлением уставился на своего подопечного.

— Пан Кислицын, что-то не так? — осведомился филер. — Вы выглядите нездоровым. Извозчик у парадного, но все-таки вернулись бы вы в постель. Доктор будет недоволен.

— В постель… — хрипло пробормотал Олег после долгой паузы. — В постель… Нет, Болеслав Пшемыслович, в постели мне делать нечего. Впрочем, я передумал. С Герасимовым пообщаться я еще успею, пока займемся другими делами. Отпустите извозчика, если не трудно.

Крупецкий наградил его недоверчивым взглядом, пожал плечами и вышел на улицу. Олег слышал, как он ругался с недовольным «ванькой». Минутой позже филер вернулся с крыльца и подозрительно уставился на Олега.

— Я так думаю, пану все же следует вернуться в постель, — брюзгливо произнес он.

Олег оттолкнулся руками от неудобных подлокотников и встал. На мгновение пол качнулся под ногами, но тут же успокоился. Он подошел к окну и оперся на подоконник, вглядываясь в осенний проспект через тусклое стекло.

Низкие обложные тучи неслись над городом, сея моросящий дождь. Под порывами ветра гнулись мокрые, мертвые, давно облетевшие ветви деревьев. В скапливающихся на брусчатке лужицах посреди неспокойной ряби качались полусгнившие листья, а нахохлившиеся, но все равно нахальные воробьи прыгали вокруг свежих конских яблок, оставшихся от лошади извозчика. Шумно, слышно даже сквозь двойную оконную раму, захлопала крыльями ворона, снявшаяся с дерева и полетевшая куда-то по своим делам. По тротуарам понуро спешили по свои делам люди в теплых пальто и шинелях с поднятыми воротниками, плохо защищающими от налетающего с Балтики сырого холодного ветра.

Осень властвовала над огромной и дряхлой Российской империей, и в воздухе уже витало предчувствие близкой суровой зимы. Не сегодня-завтра снежные бураны обрушатся на города, заметая улицы непролазным снегом и замораживая на корню уцелевшую жизнь. И лишь весной, до которой еще следует дожить, сквозь слегка оттаявшую землю пробьются робкие ростки новой травы…

Ничего окружающего нет, сказал себе Олег. Одна иллюзия. Фантомы, барахтающиеся среди миражей, бездумно слепленных непостижимыми существами, не похожими ни на что в реальном мире. Марионетки, которых дергает за веревочки ожившая ЭВМ из скверного фантастического романа. Какое мне дело до несуществующего мира? Какое мне дело до их судеб? Почему я должен служить для них каким-то Эталоном? Кто вообще сказал, что я подхожу для подобной роли? Я хочу домой, в тот мир, который хоть как-то вещественен. В родной для меня мир.

Или уже не хочу?

Два месяца. Два таких коротких и таких длинных месяца – не то экскурсия по музею чужой жизни, не то отчаянная череда попыток удержать свой разум, тонущий в пучинах сюрреализма, на поверхности здравомыслия. Я видел лишь крошечную часть России – но она куда больше той, что многие могут увидеть за всю жизнь. Я еще не знаю, нравится ли она мне, или же я ненавижу ее так сильно, как только могу ненавидеть. Она чужая мне… но я знаю, что она может стать моим домом.

Я не хочу здесь оставаться!.. Или хочу? Не знаю. Весь вопрос в том, имеет ли для меня хоть какой-то смысл жизнь именно здесь. А какой у меня вообще смысл жизни? Пусть там, в родной реальности? Три года назад я, мелкий нахальный снабженец, барахтался среди житейских проблем, мало задумываясь о завтрашнем дне. Два года назад я с упоением бултыхался в море большой политики, куда меня с бережка смыло случайной волной, но и тогда завтрашний день волновал крайне мало. Пан или пропал, рискнуть, увернуться, выкрутиться, решить сегодняшние проблемы, а завтрашними займемся завтра. Год назад я отчаянно пытался выстоять под внезапно свалившимся на меня вместе с постом Народного Председателя грузом ответственности и неразберихи. Думал ли я тогда о смысле жизни? Нет, однозначно. Амеба, реагирующая на иглу экспериментатора, действует рефлекторно, а вовсе не ищет смысл жизни.

А сейчас? Оглядываясь в недалекое еще прошлое – задумывался ли я о смысле жизни? «Ночной танцор» – план, нацеленный в будущее? Или просто очередной раунд в вечной бюрократической игре на выживание? Не знаю.