Андрей Колганов - Жернова истории

Честно говоря, если откинуть ушибленных на всю голову каким-нибудь одним идеологическим косяком (все равно каким), то большинство наездов было в той или иной степени по делу. Стоит признать, что в этих наездах был свой плюс. Разозлившись, я взялся за то, чтобы как следует наполнить свою альтернативку цифрами, фактами, документами, биографиями. И некоторые форумчане — спасибо им за это — стали в ответ, помимо претензий, выкладывать собственные ссылки на цифры, факты, документы. Таких было немного, но именно они мне больше всего помогли. Во всяком случае, они побуждали как к размышлениям, так и к собственным поискам данных.

Нет, положа руку на сердце, в том, чтобы «поиграть в попаданца», есть все-таки и свой интерес. Вот только никогда я не завидовал подобным героям, стоило только представить себя на их месте. Бр-р-р! Аж передернуло всего. Не приведи господь, вырвет тебя из своего времени и зашвырнет неведомо куда. Хорошо, что такие засады только в фантастической литературе и встречаются.

Почистив зубы, я забрался в постель. Все-все, больше никаких мыслей о развилках, «заклепках», об исторических деятелях и прочем в том же роде. Спать! Завтра с утра — на работу. На носу — конференция к 90-летию НЭПа, а по ней дел — невпроворот. Еще и доклад на пленарное не написан. А прямо завтра с утра — научный семинар по проблемам модели периферийного капитализма применительно к России… Все, спать-спать!

Проснувшись в серых предрассветных сумерках, я заворочался, не желая сразу вставать и пытаясь устроиться поудобнее. И тут у меня шевельнулись — пока еще почти неосознанно — первые сомнения. Матрас подо мной какой-то не такой… Неудобный, комковатый какой-то… Как будто не мой, в общем.

Обычные для просыпающегося человека побуждения: проморгаться в неясном свете начинающегося утра и первым делом бросить взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Но моего привычного электронного будильника почему-то на месте не оказалось. Вместо него на тумбочке (что за дела — и тумбочка чужая!) лежали довольно крупные часы, которые впору носить в жилетном кармане. Но продетый сквозь проушины потертый кожаный ремешок намекал на то, что их носят как наручные. Я взял часы в руку. Karl Moser — гласила каллиграфическая надпись на циферблате явно антикварного устройства для измерения времени.

Машинально обратив внимание на время — 7 часов 36 минут, я благодушно принял всплывшую откуда-то из глубин подсознания мысль — «Хорошо, что сегодня воскресенье и в наркомат идти не надо». Но тут же меня обожгла другая, резкая, тревожная — «Какой, к хренам, наркомат?! Какое воскресенье?! Сегодня среда, и у меня с утра доклад на научном семинаре в университете!».

Но, протерев глаза и покрутив головой, я на какое-то время вообще потерял способность рождать какие бы то ни было мысли — из меня фонтанировали одни эмоции. Затем эмоции стали разбавляться беспорядочными, но энергичными междометиями.

Да, первые ощущения, посетившие меня при пробуждении, оказались отнюдь не бредом. То, на чем я лежал, было высокой кроватью или, скорее, топчаном без спинок. Подушка не сваливалась, потому что упиралась в стену с вытертой декоративной штукатуркой. Большой будильник в круглом металлическом корпусе громко и размеренно тикал, стоя на подоконнике. На тумбочке у кровати, рядом с мозеровскими часами, стоял граненый стакан, наполовину наполненный водой. Рядом с прикроватной тумбочкой, на грубо сколоченной табуретке лежала аккуратно сложенная стопка какой-то одежды. Над окном красовался массивный деревянный резной карниз, но штор не было — их заменяли ситцевые занавески на обычном шпагате, натянутом на гвоздики, вбитые в оконную раму.

Мой взгляд метнулся вверх. Потолки высокие, очень высокие. Под потолком — пыльная люстра на три плафона, у одного из которых отколот приличный кусок, а едва ли не трети хрустальных подвесок не хватает. Над люстрой — лепная розетка, и по краям потолочного пространства тоже идет какая-то лепнина. Ладно, чего мне пялиться на потолок. Опустив голову, я увидел у окна круглый стол, у стола — три неплохих венских стула (надо же, название вспомнил!), два из которых явно составляли с этим столом некогда единый гарнитур, а третий пришел откуда-то со стороны, хотя и не очень выбивался из общего стиля.

Набравшись решимости (хотя в голове по-прежнему не было никаких связных мыслей), отбросил теплое лоскутное одеяло — даже слишком теплое, из-за того, что адреналин явно стал гулять в моей крови — и резким движением соскочил с кровати. Блин! Тело как-то не слишком послушно среагировало на импульсы мозга. Ну, вроде как чужое. Я, конечно, не шлепнулся на пол, но сохранил равновесие с некоторой неуверенностью в себе. Оглядев самого себя, я едва удержался от того, чтобы употребить, на этот раз вслух, гораздо более крепкие выражения, нежели «блин!». Тело действительно было чужим.