Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря

Тем временем женщина вышла, позвякивая ключами в такт неспешным шагам, и направилась вдоль старого крыла, бросив по дороге, что ее зовут Ивет. Поднявшись по ступеням к массивной деревянной двери в башню, она повозилась с замком и вошла внутрь. В толстой стене башни крутой спиралью закручивался вверх узкий лестничный проход. Стены были белого тесаного камня, и свет падал на лестницу из незастекленных бойниц по левую руку. Подниматься приходилось чуть ли не боком, а к третьему этажу еще и пригибать голову. Альберт припомнил, что в замковых башнях лестницы всегда закручиваются по часовой стрелке, и это связано исключительно с тем, что правше так легче оборонять лестницу.

На последнем витке лестница уперлась в дубовую дверь, Ивет отперла ее большим допотопным ключом, какие среди прочего вешают в кафе и тавернах для создания духа домашней кухни, и посторонилась, пропуская гостя внутрь. Сама заходить не стала.

– Через полчаса спуститесь на кухню, я вам что-нибудь приготовлю, – сказала она, старательно избегая встречаться с Альбертом взглядом. – А завтра мой муж Андре отвезет вас в магазин, и вы купите себе продукты. Готовить можно на общей кухне. Душ и туалет найдете на первом этаже башни, – последние ее слова прозвучали гулко, уже с лестницы, и перемежались осторожным шарканьем стоптанных туфель.

Комната была абсолютно круглая. Каменные стены, толщину которых можно было угадать по глубокой нише с небольшим окошком в одно стекло, даже в этот летний вечер были ледяными на ощупь. В нише старого камина поместилась маленькая железная печурка, труба от которой уходила в каминный же дымоход. Справа от короткой деревянной кровати, рядом с окном, висел полуистлевший гобелен, на котором уже трудно было что-либо разобрать, а с противоположной стороны у стены стояло древнее зеркало в человеческий рост, с поверхностью мутной и вогнутой внутрь. Альберт с любопытством остановился напротив, приглаживая короткие волосы, но увидел лишь расплывающийся силуэт. Еще в комнате было два стула, сундук с плоской крышкой, вешалка у входа да небольшой круглый коврик возле кровати. Средневековый аскетизм во всей красе. Альберт поднял голову. Потолок вытягивался вверх конусом, и черные, изъеденные временем, узловатые балки сходились в середине. Очевидно, что комната будет еще больше мрачнеть по мере захода солнца, но пока его лучи хоть искоса проходили сквозь пыльное окошко, втиснутое в расширенную бойницу, оставалось чувство какого-то предгрозового уюта.

Распаковывая чемодан, Альберт оказался в затруднительном положении: шкафа не было, и в итоге что-то украсило вешалку, что-то легло на крышку сундука, но большая часть вещей так и осталась в чемодане. Оставалось освоить душевую комнату, которая оказалась на удивление приличной, как в хорошем отеле. Нашлось и полотенце, а на туалетной полке располагались разноцветные флакончики гелей и шампуней. Причесываясь и рассматривая лицо, Альберт пожалел, что не удостоил при свете дня загадочное зеркало своей комнаты должным вниманием. Ведь после захода солнца делать это категорически не рекомендовалось. Во время того странного разговора Альберт настойчиво искал в дядином лице признаки лукавства, но так и не нашел, в итоге зеркало начало немного тревожить еще дома. Но сейчас следовало поужинать, а потом, пока не стемнеет, осмотреть замок с разных сторон. Изучить же внутренние помещения и наведаться в подвалы можно будет с утра следующего дня.

Одевшись, Альберт вышел во двор и проследовал к тому самому крыльцу, на котором в первый раз заметил Ивет. Надавив на тяжелую дубовую дверь со ржавым кольцом посередине, он очутился на кухне, огляделся и удовлетворенно потер руки: на столе все-таки стоял графинчик с красным вином, и не иначе, как для него, а на блюде блестели жирком тонкие кружки сырокопченой колбасы. На плите в одной кастрюльке остывали тонкие длинные сосиски, в другой сгрудились большие отварные картофелины. В плетеную корзинку был крупно нарезан багет.

Первым делом Альберт разломил кусок хлеба с уже подсыхающими острыми краями и проложил его колбасой. Затем порезал картофелины на части и обмазал найденным в холодильнике майонезом. Добавил в тарелку пару сосисок. Только тогда сел и налил в стакан вина. Вино чуть пенилось и, судя по запаху, было молодым домашним. Альберт решил на него особенно не налегать: домашнее виноделие ассоциировались у него с немедленной головной болью. Но всему остальному отдал должное, стараясь наесться впрок, чтобы не бродить ночью по замку в поисках еды для утоления неожиданного ночного голода и не пугать обслугу призрачными шорохами.