Александр Лысёв - «Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы

– Резервов не будет. В полку не более двух сотен штыков. Нам не удержать прежний участок.

Ночью скрытно перебрались на заранее приготовленные позиции. Веточкин похлебал впотьмах какой-то баланды. И даже прикорнул часа полтора, скрючившись в окопчике.

Вместо «доброго утра» Петя услышал за бруствером вопли «банзай!» Видимо, японцы подобрались скрытно на рассвете и вырезали наше боевое охранение. Веточкин протер глаза, огляделся. В траншее шла рукопашная. С фронта подходили новые японские цепи. Но и к нам спешило подкрепление численностью не меньше полуроты. Противники приняли друг друга в штыки. Дрались стенка на стенку, только не до первой крови, а до смерти.

– Та-та-та-та, – завел свою адскую машинку Шолов, отсекая японскую пехоту длинными очередями.

Прямо над Веточкиным рубился на бруствере с японским офицером поручик Жилов. Левая рука Жилова была вся в крови и болталась, как плеть. Японец, заходя слева, несколько раз рубанул Жилова саблей по предплечью, но в этот момент поручик успел подцепить противника кончиком шашки. Японец потерял равновесие и полетел спиной в окоп прямо к Веточкину. Петя даже не успел задуматься. Только зажмурился в последний момент, опуская с короткого замаха лопатку заточенной гранью на бледное скуластое лицо.

С той стороны заработал японский пулемет. Словив три пули из затяжной очереди в грудь, шлепнулся в окоп к Веточкину поручик Жилов. Не своим, страшным и булькающим голосом произнес, глядя на Петю вполне осмысленными глазами:

– Меня не руби.

Поставила заградительный огонь русская артиллерия. Японцев отбили, в окопах закрепилось свежее пополнение. Шолов любовно накрыл пулемет бушлатом, поглядел на зарубленного японского офицера, уважительно присвистнул в адрес Пети:

– А ты насобачился!

Тот изобразил при помощи высунутого языка и крутящих движений руками рвотные позывы. Но больше Веточкина не рвало.

Осторожно вытащили наверх пускавшего кровавые пузыри с губ Жилова. Напихали ему за пазуху все нашедшиеся перевязочные средства и потащили в ближайший тыл. Вопреки характеру полученных ранений поручик был все еще жив и даже не терял сознания. Через тридцать метров он слабыми жестами здоровой руки сигнализировал, что его надо опустить на землю.

– Привал, – с некоторым усилием разобрали булькающие звуки в горле у раненого Веточкин и Шолов.

Жилова уложили, сами плюхнулись рядом.

– Вот ведь как, – укоризненно глядя на поручика, проговорил Петя. – Остались бы сторожить генерала, были бы сейчас живы.

И тут же почувствовал по кончикам ушей, как наливается краской оттого, что сморозил полнейшую глупость.

У Жилова отпала челюсть. Он с хрипом выдавил из себя огромный красный пузырь, который тут же лопнул на губах, и довольно внятно произнес:

– Веточкин, ну ты и скажешь… Я еще не умер.

– Да я… простите… не то…

Шолов заржал, как конь.

– Простите, вашбродь! Ну и дела! Вам, видать, еще и вправду на тот свет не пора.

Петя был весь пунцовый, даже когда уже передавали Жилова санитарам.

Через полдня в начале очередной японской атаки к ним в окоп залетела граната. Веточкина отшвырнуло в сторону, в клочья изорвало одежду, но сам он остался цел. Шолов, лежа на боку, осмотрел пулемет:

– Хана.

Потом перевел взгляд на свой развороченный живот:

– Тоже хана.

Протянул руку, прикрыл рану сложенным вдвое бушлатом, повернул голову к подползшему Веточкину:

– Ремень дай.

Петя распоясался, затянул Шолова поверх бушлата своим ремнем.

– Сильнее.

Петя вогнал шпенек на пряжке в следующую дырку. До крови прокусив губы, Шолов нахлобучил на голову бескозырку и засунул ленточки в красное месиво рта.

Японцы приближались. По ним никто не стрелял. Веточкин огляделся вправо-влево: живых товарищей рядом не было. Всю траншею выкосило японской шрапнелью.

– Шуруй отсюда. – Шолов достал жиловский револьвер. – Минуту продержусь.

– Давай я тебя…

– Пошел вон! – просипел сквозь зубы матрос. – Ну!

– Да как же потом… Нет, я…

– Смысл? А так свечку поставишь. Ну!

Щелкнул взводимый курок. Петя выскочил из траншеи и как заяц запетлял назад между камней и воронок. В то же мгновение за спиной защелкали револьверные выстрелы. Японцы загалдели, открыли огонь из винтовок, но сначала не по беглецу, а по стрелявшему в них. Секунд через двадцать запели пули и над головой у Веточкина. Но он уже успел добежать до больших валунов, бухнулся на землю и ужом втиснулся в окружавшие их плотные заросли кустарника.