Сергей Ким - Обычная жизнь

Оглядел уже становящийся привычным выцветший под жарким афганским солнцем пограничный камуфляж вкупе с кирзовыми сапогами.

— …как никогда не выглядел и выглядеть не мог!

— И всё? — поднял бровь Тадамити. — Так это мелочи.

Я даже крякнул от удивления.

— Ну и что это тогда, если не одна большая галлюцинация, товарищ генерал?

— Что это? — Курибаяси прикрыл глаза и неожиданно улыбнулся. — Я тоже хотел бы это знать…

Я выжидательно уставился на японца, чувствуя, что он явно что-то знает, хотя и не договаривает. Ну, или, если у меня просто психическое заболевание огромного масштаба, то всё вокруг — это всего лишь порождения моего воспалённого разума. А значит, это всё — часть меня, и где-то подсознательно я знаю ответы на все свои вопросы…

— Знаешь, какое самое сильное чувство, лейтенант? Это страх. Если ты не дурак и не безумец ты всё равно будешь чего-то бояться. Можно побороть свои страхи, можно их преодолеть, но они никуда не денутся и всегда будут рядом. Это как тень от воткнутого в землю меча. Будет меч — будет и его тень. Будет храбрость и где-то рядом всегда будет страх.

Но иногда, лейтенант, страх — это благо. Когда ты сталкиваешься с чем-то неизвестным и непонятным, порой только страх и может тебя спасти. Боязнь гибели или позора позволяет слабому человеческому разуму зацепиться хоть за что-то привычное. Именно поэтому твой кошмар и стал для тебя проводником в этот мир.

— Этот мир, товарищ генерал?..

— Может быть, это другой мир, а, может быть, и всего лишь изнанка нашего — это мне неизвестно, — пожал плечами японец. Помолчал и неожиданно добавил. — В конце концов я ведь даже не знаю, правильно ли называть меня генералом Курибаяси Тадамити… Настоящий генерал Курибаяси умер в своей последней атаке на Иводзиме, а я всего лишь его бледная тень с зияющей прорехами памятью, я всего лишь…

Лицо Тадамити исказилось.

— Я знаю многое о том, что случилось в мире, но не помню собственной смерти, словно… Словно историю своей жизни я прочитал в какой книге ещё в детстве и успел почти всё позабыть. И нет, я не душа генерала Курибаяси, я всего лишь её частичка, оставшаяся запертой в мече, который он оставил дома перед своей последней битвой… Лейтенант, ты веришь, что у оружия есть душа?

— Ч-что? — вздрогнул я.

— Душа, — повторил японец. — У некоторых вещей просто обязана быть душа — иначе никак.

Я вспомнил о душе Юй, заключённой в Еве-01 и мне стало не по себе.

— Я не говорю сейчас о винтовках, танках или самолётах — их век слишком короток, чтобы у них был шанс осознать себя как личность. Но вот мечи или, скажем, корабли… Они успевают прожить долгую и насыщенную жизнь. Они знают, какова на вкус кровь врагов и хозяев. Они могут многое вспомнить и многое хотят забыть…

Генерал усмехнулся.

— Я сейчас в очень интересной ситуации… Прямо как тот древний мудрец, который однажды заснул, и ему приснилось, что он бабочка, которой снится, что она мудрец. А проснувшись, он долго не мог понять, кто же он — мудрец, которому снилось, что он бабочка или бабочка, которой снилось, что она мудрец… Вот и я теперь думаю — кто же я? Генерал, который решил, что он душа меча, или же душа меча, которой приснилось, что она — генерал?

У меня уже начала идти кругом голова от ощущения сюрреалистичности всего происходящего. И ведь, что самое обидное, я себя уже начал потихоньку щипать за ногу, но кроме болящей конечности никакого результата не добился…

— Впрочем, это всего лишь философия, — с усмешкой заявил Курибаяси. — Не особо вслушивайся в бурчание старого солдата, лейтенант… Лучше скажи, как тебе живётся-то?

— Да вроде бы ничего… — несколько недоумённо пожал я плечами. — Учусь, тренируюсь, служу потихонечку… Ангелов время от времени убиваю…

— Нет, это-то я всё и так знаю, — покачал головой Тадамити. — Ты лучше скажи, как тебе действительно живётся. Всё-таки ты не японец, ещё очень молод, да и миссия у тебя прямо скажем трудная…

— Знаете, товарищ генерал… — только сейчас поймал себя на мысли, что почему-то с языка автоматом срывается именно "товарищ", а не "господин"… Впрочем, если товарищей у нас всего лишь попытались в 91-м отменить, то вот господ в 17-м очень даже перестреляли…

— Да привык я, в принципе. Человек — он такая тварь, что почти ко всему может привыкнуть… Как-то даже теперь и забываю иногда, что была у меня другая жизнь и другой мир. Немного я здесь прожил, но уж слишком пришлось со всем этим сродниться.